Историк Лев Лурье сравнивает нынешнюю ситуацию с поздним застоем, когда существующий режим казался вечным.
Резкое ухудшение отношений с Западом, зачистка Думы от любой оппозиции, мощный пропагандистский накат телевидения, неожиданные кадровые перестановки и даже аресты напоминают период между поздним Брежневым и ранним Горбачевым. Существующий режим казался вечным. Хотя в знаменитой пророческой брошюре Андрея Амальрика "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?", написанной еще в 1969–м, магическим образом высчитывалось время возможных перемен, даже немногочисленные читатели брошюры в ее выводы не верили.
А с чего было верить в перемены и догадываться, что они не за горой? Мощь советских вооруженных сил, подкрепленная армиями стран Варшавского договора, единодушно признавалась равной западной или даже большей, чем у Запада. Наши базы находились в Сирии, Южном Йемене, на Кубе и во Вьетнаме. Ограниченные контингенты воевали с прозападными силами в Анголе, Мозамбике, Никарагуа, Сальвадоре. Большая часть Афганистана контролировалась советской армией. В волновавшейся Польше введено военное положение. На свободе не осталось ни одного диссидента. Иностранные радиостанции на русском языке глушились тотально.
КГБ постепенно переходил от программы "профилактики", господствовавшей в 1970–е годы, к ковровым бомбардировкам — в Ленинграде арестовывали уже не правозащитников, не подпольных заговорщиков, а тех, кто просто слишком вольничал, — филологов Константина Азадовского и Михаила Мейлаха, историка Льва Клейна, режиссера Зиновия Корогодского, психиатра Андрея Васильева.
Никакого народного возмущения ждать было неоткуда. Начальство не любили, как на Руси ведется, злословили за спиной, обманывали как могли, но в общем, особенно во внешней политике, поддерживали: "Наша матушка Россия всему свету голова".
И хотя ассортимент магазинов постепенно уменьшался, города утопали в грязи и вытрезвители были переполнены, ощущения необходимости радикальных перемен не возникало. 40 лет без войны, большинство уже живет в сравнительно недавно обретенных отдельных квартирах, у многих цветные телевизоры, "стенки" из ГДР, кассетник (а то и музыкальный центр), томик Пикуля, вазочка чешского хрусталя, профсоюзные путевки в дома отдыха или поездки дикарями на Черное море. А ведь люди помнили колхозную юность, послевоенную разруху, жизнь в общежитиях и страшных коммуналках.
Как было понять, что перемены близко, и как было предсказать их характер? Сколько человек могли предвидеть падение социализма (даже как идеи) и развал СССР? Сейчас уже ясно, что большинство тогдашних профессиональных и доморощенных кремленологов не туда смотрели.
СССР — страна подо льдом: на поверхности трибуна Мавзолея, досрочное перевыполнение всех планов, победы в парном фигурном катании. Эта показная — надледная жизнь была чистой декорацией, но на нее–то и обращали внимание.
А будущая Россия покупала и продавала на "Галере", училась на татами обирать нелегальных торговцев и фарцовщиков, торговала водкой ночью, спекулировала театральными билетами, смотрела Ван Дамма по видаку, зарабатывала обивкой входных дверей, репетиторством, лечением на дому, брала и давала взятки, обзаводилась блатом. Хорошо ли, плохо ли — училась жить без государства. Это касалось, конечно, меньшинства, впрочем, довольно многочисленного. Именно это меньшинство сумело удержать страну от распада в 1990–е, превратив прежде нелегальные промыслы в реальный бизнес. Я не помню, чтобы на эту реальную секуляризацию, переход на самообеспечение — экономическое, эстетическое и мировоззренческое — тогда обращали внимание.
Недавно прошел съезд оппозиционеров в Вильнюсе. Там много говорили и спорили о будущем России. Нужна ли люстрация? Как ее проводить? Отдавать ли Крым? Какая форма правления нужна — президентская или парламентская? Скоро ли силовики столкнутся в открытом бою с теряющими собственность на Западе представителями олигархического капитала? Все эти вопросы имеют чисто академическое значение, как говорят бюрократы, — это "хотелки".
Вспоминаются пророческие слова Юрия Андропова, сказанные в 1983 году: "Мы не знаем страны, в которой живем". И правда, члены Политбюро, обладая сотнями тысяч партийных, комсомольских и чекистских информаторов, и подумать не могли, что через несколько лет советской власти придет конец.
Все мы опять смотрим не под лед, а на то, что происходит на поверхности. Какие механизмы вырабатываются в народной толще, что рвется наружу и не находит выхода? Какое значение для будущего России имеет возникший на глазах сетевой и реальный солидаризм? Вот вопрос и для социологов, и для журналистов.
