Лев Лурье об истории с мостом Ахмата Кадырова

Автор фото: Виктор Тихомиров

Новая колонка Льва Лурье на этот раз посвящена истории с мостом Ахмата Кадырова.Вернее, тому, кого он соединяет и разъединяет.

История с мостом Ахмата Кадырова примечательна прежде всего выдающимся идиотизмом, проявленным исполнительной властью. В преддверии выборов в Думу и ЗС Смольный на пустом месте сумел организовать сильнейшую реакцию отторжения.
Главная угроза Кремлю всегда заключалась в возможности союза условной Болотной и условной Манежной: когда способные к артикулированному выражению протестного движения русские европейцы объединятся с агрессивными националистами. Казалось, события на Украине поставили на возможности такого союза крест.
Вероятно, по заданию наших заокеанских партнеров кому–то в администрации президента (ФСБ обязано найти этого агента влияния) пришла в голову мысль попробовать объединить петербургских национал–патриотов с либералами. Придумать какой–то повод, чтобы объединить в протестной активности, условно говоря, Бориса Вишневского и Николая Бондарика, Олега Басилашвили и Владимира Бортко.
Согласно городским правилам, увековечить память человека можно только через 30 лет после его смерти. Ахмат Кадыров погиб 9 мая 2004 года, 12 лет тому назад. Этого достаточно, чтобы в мягкой форме отказать не вполне понятным инициаторам переименования. Потому что совершенно непонятно: как можно раз за разом отказываться, под предлогом не вышедшего еще срока, ставить памятник Сергею Довлатову, называть улицы именами Иосифа Бродского, Виктора Конецкого, Кирилла Лаврова, Виктора Цоя и делать исключение только для отца нынешнего чеченского президента.
В первой чеченской войне муфтий Кадыров призывал к убийству русских солдат: "Впервые джихад был объявлен в конце 1994 года тогдашним муфтием Алсабековым. В ту пору я работал у него заместителем и свято верил в то, что передовые умы чеченского народа провозгласили независимую республику и что Россия, вводя свои войска, хочет подавить эту независимость. Не углубляясь в тогдашнюю политическую ситуацию, не анализируя, что случилось при власти Завгаева, я вскоре после того, как Алсабеков уехал из Чечни, продолжил объявленный им джихад".
Война закончена, забудем, говорят нам инициаторы наименования моста. Но тогда те, против кого джихад был объявлен, вправе спросить: а где улицы в честь тех, кто был по другую сторону фронта, — генералов Льва Рохлина, Геннадия Трошева, Анатолия Романова? Где мост 6–й роты? Памятники жертвам Беслана, Буденновска, "Норд–Оста"?
Сторонники решения топонимической комиссии указывают нам на Шамиля. После того как он сдался и фактически перешел на сторону белого царя, ему были оказаны разнообразные почести, он дважды был принят императором, получил потомственное дворянство, его отпустили в Мекку для совершения хаджа. Но вот мостов в честь имама в Петербурге никто не называл.
Хорошо бы, скажут те, кто выступал против войны в Чечне, почтить память жертв нового джихада — Анну Политковскую и Бориса Немцова. А те, кто воевал на одной стороне с Кадыровыми на второй чеченской, могут спросить: почему нет в Петербурге улицы памяти Героев России братьев Руслана и Джебраила Ямадаевых?
Все это переименование прошло в манере силовой операции, с непонятной скоростью, нарушая все правила. В городе нет топонимов, сохраняющих память об Анне Ахматовой, Николае Гумилеве, Иосифе Мандельштаме, Евгении Шварце, Евгении Мравинском, Георгии Козинцеве, со дня смерти которых прошло уже больше положенных трех десятков лет.
Принцип "что хочу, то и ворочу" в Петербурге не проходит. Помнится, мы с журналистом Марией Элькиной собирали подписи под воззванием против перевоза эрмитажных импрессионистов в Москву. 40 тыс. человек подписалось за 2 недели. Против моста Кадырова столько же подписей собрали за 2 дня.
Если чеченскому землячеству в Петербурге так уж нужно увековечить имя Кадырова–старшего (я в таком единодушии не слишком уверен), почему бы не присвоить его культурному центру? Против этого никто бы не возражал.
Смольный ведет себя как лермонтовский парус: хочет бури, как будто в буре есть покой. Что же, вспомним башню "Газпрома", 31–ю больницу, тех же импрессионистов. Петербуржцы — не послушные овечки, их на мякине не проведешь.
Георгий Полтавченко — осторожный политик. Надеюсь ему хватит мудрости вопрос о переименовании положить в долгий ящик и в конце концов замотать.