Баланс интересов

Весь прошлый год участники рынка банкротств приспосабливались к новым правилам игры, выпущенным в свет законодателем под занавес года позапрошлого. Сейчас эти правила уже можно считать устоявшимися, основные игроки рынка вовсю используют новые преимущества либо ищут способы противостоять новым вызовам. "ДП" собрал арбитражных управляющих, юристов, профильных топ–менеджеров банков за круглым столом, чтобы обсудить и обобщить опыт использования новых банкротных механизмов.

Кто наш должник? От личности должника зависит очень многое. Банки хотят вернуть свои деньги: как можно больше и быстрее. И здесь желание или нежелание должника возвращать долг более значимо, чем возможность вернуть. Если хочет и идет на контакт, то применяются одни инструменты. Если не хочет, и неважно уже, может ли, — другие инструменты.

Банкам выгодно держать и наращивать портфель, а не сокращать, выгодно получать проценты. Заемщикам выгодно не гасить портфель, а только обслуживать. Зачем гасить? Это физлицу выгодно скорее расплатиться и остаться без долгов. Юрлицу невыгодно гасить. Постоянно перекредитовываешься, и банку это нравится, и заемщику. Когда у заемщика начинаются проблемы, мы их видим не за 2 и не за 3,5 месяца, а намного раньше. И мы с этим долгом работаем. Если на всех столбах не пишем, это не значит, что там нет работы.

В прошлом году мы смогли начать подавать заявления о банкротстве юрлиц без решения суда. Здесь практика успешная, но мы понимаем, что банкротство — не самый быстрый и эффективный способ возврата кредитов. Заложенное имущество на первых и вторых торгах, на повышение цены, продается в 7–8% случаев. В 40% случаев продается посредством публичного предложения, с дисконтом около 60%.

Проблема комплексная. Здесь и сложность доступа покупателей к торгам. Я на рынке могу купить объект, зачем мне испытывать сложности с получением электронной подписи? Встречается недобросовестное завышение или занижение цены лота. Бывает, что кредитор не может правильно слотировать имущество. Например, в залог принят забор как объект недвижимости. Систему вентиляции отдельно лотируют от недвижимости. Покупатель приходит на торги и видит, что продается помещение, а вентиляцию или эскалатор надо купить отдельно. Покупатель уходит.

Отдельная история — банкротства граждан. Мы не подаем заявления о банкротстве физлиц — должников по потребительским, ипотечным или автокредитам. Сегодня наш должник–банкрот — это поручитель за собственный обанкротившийся бизнес. Но даже их мы банкротим не всех подряд: сначала оцениваем перспективность процедуры банкротства, объем сделок, которые можно оспорить. Просто так подавать жалобы и инициировать суды без перспективы мы не намерены. Мы подали сейчас примерно 50 заявлений о банкротстве граждан, по многим введены процедуры реструктуризации, процедура реализации имущества введена лишь в единственном случае.

Интересен подход и само понимание законодателя, зачем вводится реструктуризация: она вводится, чтобы восстановить платежеспособность должника. Причем понимание восстановления платежеспособности должника для физических и юридических лиц разное. Для физлиц восстановить платежеспособность — это научить должника обслуживать долги. У юрлиц эти процедуры вводятся, чтобы рассчитаться со всеми долгами. Ключевая идея — восстановление платежеспособности гражданина не равно погашению всех его долгов.

Впрочем, еще ни одна процедура не пройдена до конца, так что выводы о ее особенностях делать рано.

Одни из важнейших изменений в законодательстве о банкротстве — это, с одной стороны, право банков подавать заявления о банкротстве без судебных решений, с другой — обязанность должников по публикации, предваряющей подачу заявления о своем банкротстве, а также отсутствие у должника права самому предлагать кандидатуру арбитражного управляющего. Все эти механизмы сделали процедуру банкротства более лояльной к кредитору, нежели к должнику, несколько ужесточили положение должника и предоставили кредиторам дополнительные права и дополнительные возможности.

Если говорить о практической стороне банкротства, более важными мне кажутся изменения, внесенные прошлым летом в порядок проведения торгов в форме публичного предложения: теперь побеждает в них не тот, кто первым предложит фиксированную цену, уже несколько раз снизившуюся, а тот, кто на определенном этапе предложит наивысшую цену. Кроме того, недавно введены правила публичного предложения, которые ограничивают дельту снижения цены в ходе каждого из интервалов публичного предложения 15%. Все это осложняет жизнь недобросовестным должникам и облегчает жизнь кредиторам. Наше законодательство движется в сторону большей защиты интересов именно кредиторов. Наверное, это правильно, это движение в сторону более справедливого баланса.

Коллегами поднят важный вопрос формирования лотов на торгах. Законодательство о банкротстве исходит из приоритета продажи предприятия должника. Но зачастую покупателям не требуется все предприятие целиком. Покупать нужный актив, получая в придачу кучу ненужного хлама, мало кто готов. С другой стороны, если хороший актив разбит на мелкие лоты, покупатель, купивший один лот, может потом не купить остальное, нужное ему. В результате он не сможет пользоваться ни тем ни другим. Самый простой пример — разбитие на мелкие лоты пакетов акций дочерних предприятий должника. Интереснее целиком купить контрольный пакет, чем покупать его маленькими лотами: может быть, удастся купить следующий лот, а может быть, его купит кто–то другой.

Если о говорить о праве банков обращаться в суд без судебного акта о взыскании долга, по нашим ощущениям, это изменение всерьез касается только крайне безответственных должников, потому что просрочка не наступает мгновенно. Всегда отдаешь себе отчет, будучи коммерсантом, что еще 2 месяца сможешь платить кредит, а потом нет. И понимаешь, что банк не на следующий день может подать на банкротство, а через 3 месяца просрочки. Что изменилось? Ну заявил банк первый о банкротстве, должник говорит: не согласен по существу. Разводит спор. В результате банк экономит, может, 1 месяц на вступлении решения в силу, не более.

Хорошо. Банк заявляет своего управляющего. Если должник адекватно оценивает свое финансовое положение и понимает, что через полгода станет банкротом, то он уже к этому готов. Он заблаговременно начал просуживать решения сам и, скорее всего, банк опередит — если не случится эксцессов. У временного управляющего объем полномочий невелик, а процедура выбора конкурсного или внешнего управляющего осталась без изменений — большинством голосов.

Зато мы видим новеллу, которая действительно многое перевернула: расширенные права залогового кредитора. Сегодня закон о банкротстве говорит, что залоговый кредитор, во–первых, сам определяет порядок продажи залога, — это хорошо. Во–вторых, он определяет так называемые условия обеспечения сохранности имущества. Тут некоторые кредитные организации позволяют себе трактовать эту норму достаточно широко, до того что "а дайте–ка нам сюда заложенное имущество, мы его у себя положим или передадим хорошим людям, которым мы почти уступили долг". Оставь ты это имущество у должника, арбитражный управляющий может оперировать им, извлекать доход.

Но чем мне больше всего нравится последний закон — это тем, что он позволяет бедных арбитражных управляющих за два административных нарушения дисквалифицировать. Это нормальная зачистка рынка от номиналов, бездельников и дураков, которые не могут нормально организовать свою работу, не хотят кормить своих юристов и будут кормить юристов оппонента. И правильно.

К нам приходит клиент и говорит: у них там дело о банкротстве, миллиарды, а мне должны 200 тыс. Это не те деньги, из–за которых в такой процедуре ты будешь рисковать своей профессией. И в последнее время мы успешно заставляем управляющего бежать к своему заказчику и говорить: заплати ему 200 тыс., потому что если ты не заплатишь, я вылечу из этой процедуры. Этот инструмент эффективен не для каждого кредитора, лишь для миноритарных, в первую очередь реестровых. Мал клоп, да вонюч, проще у мелких кредиторов долг купить, тем более что они крайне редко настаивают на полной сумме — как правило, все согласны на дисконт. Мы рассматриваем эти изменения как возможность по–хорошему договориться маленькому обиженному кредитору с большим должником, который без этих изменений никогда бы не обратил на него внимание.

Есть у нас пять штук дел о банкротстве граждан. Из них три нам подарил Сбербанк, подав заявление о банкротстве поручителей, на троих 0,5 млрд рублей общего долга. Не знаю, как рассчитывал Сбербанк, подавая: хоть какие квартиры продавай, этот долг они не погасят никогда. Вариант — купить у банка иск к самим себе. Сегодня ввиду эксцесса банковских исполнителей это делать не получается: другой банк не дает кредит, потому что нет обеспечения, а то, что могло быть таковым, арестовано Сбербанком.

Есть одно интересное дело, мы банкротим гражданина от его доверенного лица. Но не для того, чтобы от долгов освободить или сделки оспорить. Случилась интересная правовая коллизия, когда в рамках уголовного дела был наложен арест на имущество, причем не этого гражданина, а третьего лица. Другие способы исключения этого имущества из–под ареста невозможны, так как арест был наложен до разрешения гражданского иска потерпевшего. Гражданский иск подан, но потерпевший инертный. Рассчитываем, что за счет банкротства мы сможем добиться у суда отмены уголовного ареста.

В корне не согласен с позицией коллеги. На мой взгляд, изменения, которые внес законодатель о двух нарушениях и последующей дисквалификации, как раз коснутся тех управляющих, кто занимает активную позицию на рынке и ведет одновременно большое количество процедур. Их не так много. Есть полсотни управляющих в Петербурге, которые загружены по 50–100 процедур. История "я пожалуюсь, вы мне заплатите, я жалобу отзову" не работает. Сколько ко мне приходило таких кредиторов: мы не будем на вас жаловаться, а вы нам погасите долг. Я их сразу отправляю.

Эти изменения не коснутся управляющих, у которых одна–пять процедур. Им проще отслеживать все сроки, штрафуют же в основном за публикации, их проще отследить и доказать в суде, никто ковырять деятельность управляющего не будет. А ударит именно по загруженным. Если пойдут системные дисквалификации управляющих, на рынке будет каша.

У меня сейчас 80 процедур. Я понимаю, что если каждого управляющего, кто со мной работает, на втором нарушении будут дисквалифицировать, мне ничего не останется, как собрать вещи и уехать, потому что за каждой процедурой следит заказчик, который этого не поймет. Бизнес управляющего — его взаимоотношения с заказчиком. Нет отношений с заказчиком — нет бизнеса. А отследить публикации по 80 процедурам — непонятно какой штат нужен. Человеческий фактор не исключить. Есть серьезные работающие управляющие — не без греха, но их нельзя дисквалифицировать, потому что придут на их место те, кто вчера закончил обучение, не имеет опыта и будет делать более грубые ошибки в процедурах, чем ошибки, связанные с публикациями. Будет рынок номинальных управляющих.

Для меня очевидно, что каждое последующее изменение закона о несостоятельности все больше поворачивается в пользу кредиторов. Это оправданно, поскольку должник лавирует, подстраивается и те цели, которые он перед собой ставит, несмотря на изменения законодательства, все равно достигаются. Сейчас баланс есть. Законодатель подкрутил гайки, должник перестроился — и баланс есть. Законодатель еще подкрутил, должник еще перестроился — и снова баланс есть. Прав много, возможностей много. По факту у кредитора сегодня есть все возможности вообще не обращать внимания на арбитражного управляющего: сделки оспаривать может, к субсидиарке привлекать может. Можно жаловаться на управляющего, можно влиять на распределение конкурсной массы. Но против недобросовестных кредиторов, которые имеют место в любой процедуре банкротства, у должника и арбитражного управляющего есть возможности защиты.

От банкротств граждан я обычно отказываюсь. Беру только связанных с теми компаниями, которые я сопровождаю. В производстве у меня сейчас 11 физлиц, характеристика как в Сбербанке: все были в разное время поручителями по обязательствам компаний, в которых были собственниками или руководителями.

Непонятно, чем руководствуется суд, когда вводит реструктуризацию: это процедура мертвая, она рано или поздно переформатируется. А реализацию активов нам удалось ввести только в одном–единственном случае.

Изменения, которые вступили в силу в 2015 году, особо не поменяли расклад. Мы считаем, что, пока будет сохраняться процедура наблюдения, будет сохраняться баланс интересов должника и кредиторов. Процедура наблюдения — это период, когда основная задача арбитражного управляющего — оценить возможность восстановления платежеспособности. Есть процедура внешнего управления, она не очень распространена, но может быть достаточно эффективной. Не согласен, что в первую очередь должны соблюдаться интересы кредиторов: по закону интересы кредиторов, должника и общества. Тонкий баланс сохраняется.

Право на увеличение цены в публичном предложении — исключительно положительное нововведение, которое реально увеличивает конкурсную массу. Хотя появляются дополнительные возможности для злоупотребления, на наш взгляд, была бы последовательна с точки зрения законодателя отмена одной ступени торгов, например, отменить повторные торги, оставить только первые, потом публичное предложение, или реализовать какой–то механизм как закон об ипотеке, чтобы устанавливалась, допустим, не рыночная стоимость уже с первых торгов, а 80%, и думаем, что законодатель в этом направлении будет двигаться.

Изгнание арбитражных управляющих — суды исходят из того, что процесс должен быть не формальный, а преследовать цель. Суды стараются ограничивать права заявителя, когда он пользуется ими недобросовестно. Бывали случаи, когда меняли управляющего, ставился вопрос о финансировании процедуры, тут же предыдущий кредитор отказывался от финансирования. Если деньги в достаточном объеме не вносились кредитором, который выступил с инициативой поменять управляющего, процедура прекращалась.

Суды уделяют этому большое внимание. У нас в стране не развиты институты гражданского общества, СРО. Когда принимали правки в закон и установили возможность устранять управляющих, активного участия институтов не происходило. Это печально. СРО могли бы повышать квалификацию управляющих, устраивать курсы менеджмента, и за счет развития можно было бы сделать институт управляющих профессиональным участником рынка банкротства. Этого нет.

Частные случаи злоупотреблений есть, всегда будут варианты, как обходить ограничения. Да, идет движение в сторону кредиторов, но не соглашусь, что это очень ограничивает возможности должника. Есть активы, которые нельзя реализовать с торгов: бренд, имя, знания, контакты в бизнес–среде, лицензия. С этой точки зрения интересы должника защищены, в течение наблюдения он может привлечь допфинансирование, выйти во внешнее управление. Или — через мировое соглашение — вернуться к нормальной деятельности.

У нас есть несколько процедур банкротства физлиц, они возбуждены по заявлениям самих должников, ситуация распространенная, поручительство, которое уже на протяжении многих лет не обслуживается в связи с тем, что не осуществляется предпринимательская деятельность.

Сразу же была введена процедура реализации имущества, причем по инициативе суда, мы считаем, это правильно. Если нет источника дохода, нет необходимости проводить реструктуризацию.