Почему российскую верхушку с давних времен влечет к ненавистным ей англосаксам

Автор фото: globallookpress

Экономист Дмитрий Прокофьев решил обратиться к далекому прошлому, а точнее, ко временам Ивана Грозного, чтобы оценить роль и место офшора как зеркала развития современной государственности отдельных стран.

Большое видится на расстоянии, замечал поэт. Чтобы оценить роль и место офшора как зеркала развития современной государственности отдельных стран, имеет смысл обратиться к далекому прошлому.
Царь Иван 500 лет назад затеял секретную переписку с королевой Елизаветой. Тайные дела великого значения заключались в следующем: грозный государь московитов желал вступить в брак с царствующей в Англии девственницей, а заодно выговаривал себе права на политическое убежище. Предложение руки и сердца было деликатно отвергнуто, и обиженный Иван обозвал далекую корреспондентку пошлой девицей. Но через 15 лет после неудачного сватовства послы Ивана опять явились ко двору Елизаветы, выпрашивая в жены своему монарху какую–нибудь королевскую родственницу. Англичане резонно заметили, что царственный жених уже состоит в законном браке, но послы тут же заявили, что государь, и верно, женат, но его супруга "не царевна, не княгиня владетельная, неугодна ему и будет оставлена для племянницы королевиной". Возможно, но как быть с тем, что "неугодная жена" только что родила царю наследника, удивился дипломат Томас Рандольф? Посланец Москвы не полез в карман за ответом: "Пусть королева не верит ссорным речам, лихие люди наговаривают, не хотят промеж государя и королевы доброго дела видети".
Историки не раз удивлялись мотивам Ивана — зачем ему, называвшему себя потомком Августа–кесаря и заявлявшему, что "божьим милосердием ни которое государство нам высоко не бывало", понадобился брак с англичанкой? Что такого привлекательного видел свирепый диктатор в государственном устройстве страны, где, как возмущался Иван, властью обладает не только монарх, но и другие люди. Более того, сокрушался царь в письме Елизавете, "и не только люди, а мужики торговые и не заботятся о наших государских головах и о чести, а ищут своей торговой прибыли". Очевидно, что торговых мужиков государь за людей и не считал, однако союза искал именно с их королевством. Но какие выгоды рассчитывал извлечь из отношений с Англией грозный самодержец Руси, полагавший свое царское величие равным Божьему?
Похоже, что собственное царство, на престол которого Иван мог своей волей посадить "на время" какого–то Симеона Бекбулатовича, не казалось царю надежным местом для жизни и продолжения рода. Царь был способен разделить московское государство на опричнину и земщину, мог вести многолетние войны, но оказался не в состоянии обеспечить сохранность династии Рюриковичей. Наследник грозного царя, Федор, умер при весьма неясных обстоятельствах, и на троне оказался Борис Годунов, "вчерашний раб, зять палача и сам в душе палач!" (как охарактеризовал преемника Александр Пушкин). Младший же сын Ивана, царевич Дмитрий, погиб, а его имя стало знаменем Смуты.
Видимо, о подобном варианте развития событий Иван догадывался. В противном случае не искал бы царь брачного союза с королевой, зависимой в своих решениях от торговых мужиков, которых государь так бесконечно презирал.
Теория выявленных предпочтений учит нас обращать внимание не на слова, а на действия людей, выражающиеся в распоряжении их собственными деньгами. Вся эта история с офшорами примечательна именно тем, что доказывает: люди по всему миру, которые на словах проклинают "англосаксонскую систему", именно в этой системе предпочитают вести свои дела. В доступных для ознакомления архивах панамских офшоров почти нет информации о каких–то "сильно нелегальных" сделках (не считая мелочей с гонорарами спортсменов и шоуменов). 99% офшорных операций — обычный бизнес — кредиты, перевод средств, купля–продажа. Все это можно было бы делать и у себя, не прибегая к посредничеству панамских "торговых мужиков". Однако владельцы миллиардных состояний, в своих странах открывающие ногой почти любую дверь, почему–то предпочитали играть по правилам, установленным на другом конце света. Быть может, эти люди вполне искренни в своих сомнениях относительно качества тамошней деловой среды, однако в качестве собственной деловой среды они не сомневаются. И для себя выбирают офшор.
И это внушает оптимизм. Как замечал нобелевский лауреат Амартья Сен, бедность — это не низкий доход, а дефицит возможностей. Как мы видим, дефицит возможностей легального бизнеса, порождаемый низким качеством социальных институтов и правоприменения, начал задевать интересы тех самых людей, от которых зависит совершенствование этих институтов. И здесь можно лишь процитировать Пушкина: "Склонитесь первые главой под сень надежную Закона, и станут вечной стражей трона народов вольность и покой".