Историк Лев Лурье считает, что "мы всей страной оказались в некой машине времени, вернувшейся на 15 лет назад". Только Путин был молодой, а бурный рассвет — впереди. Но кризис так или иначе поменяет сложившуюся систему.
Ситуация в экономике все больше напоминает рубеж 1990–х и 2000–х. Мы всей страной оказались в некой машине времени, вернувшейся на 15 лет назад. Только Путин был молодой, а бурный рассвет — впереди.
Зримые признаки кризиса: смена арендаторов на Невском, закрытие бутиков, появление новых столовых и ломбардов. Расцвет ремонта зонтов и ключей. Больше перелицовывают, меньше шьют. Питерские покупатели в феврале сократили единоразовые траты в магазинах сразу на 16% по сравнению с январем: с 810 до 680 рублей. Меню в ресторанах стали короче, порции — меньше. В такси русские водители сменяют среднеазиатов, снова появились бомбилы.
Как и во времена позднего Ельцина и раннего Путина, на улицах небезопасно. На недавней коллегии министр внутренних дел мрачно подытожил: "По мнению аналитиков, можно прогнозировать дальнейший рост зарегистрированных преступлений. По экспертным оценкам, органы внутренних дел уже достигли, если можно так выразиться, предельной пропускной способности".
Картина преступности не такая, как 15 лет назад. Бандиты в классическом смысле 1990–х — незаметны. Выжившие — в бизнесе. Нового материала спортивные школы не дают. Место рэкета занимают разбойные нападения и грабежи, часто со стрельбой. Жертвы — инкассаторы, салоны связи, ювелирные магазины. Новые разбойники — в прошлом контрактники, охранники, не пришедшиеся ко двору полицейские. Снова на окраинах лютуют гопники, скоро вечерами будем встречать жен и детей у станций метро, провожать домой.
Читайте также:
Авторская колонка
Историк Лев Лурье про судейский квартал
"Дно" еще явно не достигнуто. Сохранились запасы, накопленные в тучные годы: загодя приобретенные автомашины, квартиры, мебель, бытовая техника, компьютеры, одежда и прочие предметы длительного пользования.
Так, в начале 1990–х мы пользовались брежневским — телевизором "Рубин", пылесосом "Вихрь", шестью сотками, запасом тушенки, обувью фабрики "Скороход" и пальто фабрики Володарского.
Скорее всего, с нынешними нашими запасами случится то, что произошло с советскими: они будут амортизироваться, распадаться, становиться лохмотьями. Главный капитал, полученный нами от Ельцина (или приобретенный в 2000–е), — недвижимость — падает в цене и не выручит.
Впереди — покупка макаронных изделий на Апраксином рынке мелким оптом. Заходы в секонд–хенд. Пиво "Жигулевское" на дворе. Долговременное планирование трат на покупку билетов к родственникам в Германию, а жить там — за их счет. Рыбалка на Ладоге заменит дайвинг в Доминикане. Елец вместо Венеции. Снова на Старо–Невском появятся жрицы любви, станет модным выходить замуж за финнов, у обменников появятся "ломщики", а воровство айфонов превратится в норму.
Пока что мы еще не опустились до уровня рубежа веков, но есть одно заметное ухудшение: исчезновение надежды. Даже те, кому изначально не нравился путинский авторитаризм, не могли не отмечать невероятный взлет жизненного уровня, прежде всего в столицах. Сколько бы ни крали, строили еще больше. Скучнее становился телевизор — зато появились западные сериалы. Гребенщиков и Макаревич дружили с Сурковым. На юбилей Петербурга съехались главы всех важнейших государств. Теперь надежды не осталось. Интеллектуальная мощь правительства Дмитрия Медведева внушает сильные сомнения.
Возможно, вывод войск из Сирии и сокращение военного бюджета — начало медленного поворота к осознанию всей трагичности нашей ситуации. Споры между "Крымнаш" и "Крымненаш" потеряли прежнюю остроту. Внешнеполитическая составляющая будет неизбежно сокращаться в повестке.
Чем меньше денег в казне, тем труднее их воровать. Неизбежны споры и схватки за ломти бюджетного пирога. Новые путинские олигархи уже начинают грызться между собой. Межрегиональные различия и интересы возрастают. Ладно — кормить Псков, а вот поддерживать команду "Терек" хочется все меньше и меньше. Разговоры и споры о политике будут утихать, а их содержание меняться. Голодный думает не столько о справедливости, сколько о еде. В частности, о том, чтобы ресурсы распределялись хоть немного честнее. Кризис не может не поменять систему.
