Рецензия на спектакль "ШКИД" в "Этюд–Театре"

Ох, как это похоже на русскую жизнь, где намешаны характеры, идеи, сюжеты, главное — времена.

Стильное пространство площадки "Скороход", современная осветительная техника, но арьерсцена ограничена старой голой кирпичной стеной — в точности такой, какие могли быть в доме 19 по Старо–Петергофскому, где в 1920–е годы помещалась Школа имени Достоевского, про которую знаменитая повесть "Республика ШКИД" Л. Пантелеева и Г. Белых. Пока зрители рассаживаются, на игровой площадке малолетняя шпана занимается тем, чем промышляла до распределения в школу, — главным образом клянчит милостыню. Цыган (Филипп Дьячков) якобы без ног, на тележке, читает пушкинское "К Чаадаеву", встает, берет тележку под мышку, видно, что состряпана она из скейта.

При поступлении в ШКИД пацаны раздеваются догола, встают строем, их обмывают из шланга, выдают вполне аутентичные подштанники, однако поверх они натягивают кто всякую рванину, а кто и вполне современные спортивные куртки, в каких сейчас юные гастарбайтеры таскают ящики с гнилыми помидорами где–нибудь на Сенном рынке.

Школьные столы (которыми ограничивается сценография Сони Маркони) тоже нашего времени, хоть и порядком юзанные, со всякими накарябанными веселыми надписями. И интонации перемешаны в сложном коллаже из "исторических" и нынешних. Ну правильно: а что, было у нас когда–нибудь так, чтобы дети не страдали?

Играет сборная команда "Фильшты–Козлы": ученики профессора Вениамина Фильштинского, образовавшие после выпуска из Театральной академии в 2011–м "Этюд–Театр", и ученики профессора Григория Козлова, служащие в театре "Мастерская". Эти две сильные школы дают прекрасную выучку, и в "ШКИДе" октет актеров демонстрирует умение полностью присвоить, сделать до конца органичным строй чужой — и хронологически, и социально — речи. Мало того, они проделывают вещь более сложную. Это театральное сочинение режиссера Семена Серзина — "по мотивам", в него кроме буквальной инсценировки сцен из повести включены биографические справки, которые герои дают про самих себя, выдержки дела об осуждении и реабилитации Григория Белых, вместо представления "Город в кольце" (как в повести) здесь ставят "Разбойников": начинают репетировать еще шкидовцы, но, приступая непосредственно к тексту Шиллера, актеры бросают характерность и работают от себя. Мало того, в какой–то момент выносят микрофоны, и все жарят прямо–таки брехтовский зонг. Этот многослойный переливчатый способ существования осуществляется к тому же на изрядной скорости — спектакль бурлит витальной энергией, и чисто мускульной, и внутренней — темпераментом, равно горячим у каждого при всей разности индивидуальностей. Так проходят два не коротких, но нисколько не скучных действия. И тут…

…Актриса Вера Марецкая отличалась крайней рассеянностью — однажды, играя спектакль, в антракте переоделась и пошла домой, забыв, что у нее еще целый акт. Пожалел, что я не Вера Петровна, — в "ШКИДе" после второго антракта все участники выходят в партикулярном платье и 17 минут на голоса читают "Американскую кашу" из "Шкидских рассказов" Пантелеева. Это история, написанная в форме письма президенту США Гуверу: пацаны увидели, как на иноземном корабле офицер разбил нос повару–негру, и в отместку попортили портрет этого самого президента, украшавший благотворительную столовую, где их подкармливали. По каким бы идеологическим, мировоззренческим и любым другим соображениям ни понадобилось вытаскивать на свет сей образчик советской литературы, с художественной точки зрения это просто глупость.