Преступление – это инвестиционное решение в условиях риска и неопределенности. Ключевой момент издержек преступной деятельности связан с перспективой наказания. Чем выше риск ответственности, тем ниже стимул перейти за грань закона.
Каждому, кто пытается рассуждать о преступном деянии в стиле "ищите, кому выгодно", не мешает перечитать работы экономистов, давно разобравшихся в том, что в действительности означает понятие "выгода" в применении к насильственному преступлению. Начать следует с классических работ нобелевского лауреата Гэри Бекера, предлагавшего рассмотреть преступление как инвестиционное решение в условиях риска и неопределенности. Но тот, кто преступает закон, мог бы богохульно процитировать слова пророка Исайи "Мои мысли — не ваши мысли" (Ис. 55:8–11). Бекер подчеркивал, что, хотя возможно вывести статистические закономерности преступного поведения (так, субъекты с низким уровнем инвестиций в человеческий капитал более склонны к криминальным действиям), каждое преступное действие — это индивидуальное решение, принимаемое в соответствии с личной, а не общественной картиной мира. Тот, кто руководствуется логикой "это может быть невыгодно, потому что…", как правило, не берет в руки оружие. А у того, кто взял, другая логика, своя информационная картина, особенное видение мира, прошлого и будущего. И если кто–то поднял пистолет, значит, в его собственном сознании, в глазах его референтной группы, здесь и сейчас выгоды от реализации желания нажать на курок перевесили потенциальные издержки. Ему же самому будет плохо, восклицает наблюдатель! Это тебе будет плохо, а мне будет хорошо, отвечают ему! Логика "умри ты сегодня, а я завтра" распространяется не только на малых мира сего, но и на великих. В истории можно найти множество тому примеров. Знаменитый юрист Антуан Буле де ля Мерт 210 лет назад сокрушался по поводу решения Наполеона о расстреле герцога Энгиенского. Это, мол, больше чем преступление, это ошибка! Но император смотрел на ситуацию иначе, чем старый законник, сочинявший для повелителя французов Гражданский кодекс. И даже на смертном одре Бонапарт не усомнился в своей правоте, утверждая, что с казнью наследника Бурбонов он не ошибся.
Развивая свою мысль об экономической природе преступлений, Бекер утверждал, что ключевой момент издержек преступной деятельности связан с перспективой наказания. Чем выше риск ответственности, тем ниже стимул перейти за грань закона. Но, если существует убежденность в безнаказанности (подчеркнем, эта убежденность должна существовать исключительно в голове потенциального нарушителя), никакие логические соображения не удержат его от противоправных действий. В свою очередь, эта убежденность может опираться только на уверенность в том, что действия таких институтов, как право и суд, окажутся неэффективными в отношении данного деяния. Стимул к соблюдению закона будет настолько ничтожным, а выгоды от инвестиции в преступление настолько высоки, что деяние будет совершено.
Рассуждая о системе государственных институтов как о системе стимулов, нужно вспомнить о трудах замечательного венгерского экономиста Яноша Корнаи, объяснившего природу неизбежности дефицита в плановой экономике. Дефицит, рассуждал Корнаи, есть единственный, хотя и уродливый показатель эффективности в условиях так называемых мягких бюджетных ограничений, когда государство так или иначе покроет убытки собственных предприятий, а вот недостаток товара сразу обозначит (или не обозначит) степень реальной заинтересованности покупателя. Развивая мысль Корнаи, российский экономист Кирилл Рогов рассуждал о режиме мягких правовых ограничений, в котором писаные правила существуют не столько для того, чтобы они соблюдались, сколько для того, чтобы они нарушались; однако, в свою очередь, эти нарушения осуществляются по определенным правилам. "Для моих товарищей будут амнистии, для моих врагов — вся тяжесть закона", как говаривал мексиканский каудильо Бенито Хуарес. Для "неприкасаемых" каждое нарушение писаного закона оборачивается выгодной инвестицией, поскольку служит инструментом расширения возможностей и подтверждением статуса. Беззаконное насилие становится показателем влияния.
Но такой режим подстерегает институциональная ловушка, на опасность которой указывал философ и писатель Игорь Ефимов в своей интереснейшей работе "Метаполитика". Высшей ставкой в игре на постоянное расширение границ дозволенного может стать ставка на устранение правовых институтов как таковых с очевидными последствиями для государства.
