Рецензия на спектакль "Братья Карамазовы"

Пушкин нарек легкой свою юность — с ней прощаясь. Мне же хочется приложить эпитет к юности чужой — с которой встретился на этом спектакле.

Какая счастливая и верная мысль — взять в качестве материала для обучения актеров "Братьев Карамазовых". Ученики профессора Григория Козлова в Театральной академии принялись за роман от младых ногтей — со второго курса. А теперь, пройдя через трагический "Тихий Дон" Шолохова и карнавально–игровую "Принцессу Турандот" Гоцци, получив в прошлом году дипломы, они вместе со своим мастером довели подробнейшее исследование выведенных Федормихалычем характеров до цельного сценического полотна.

Характеры оказались ребятам очень впору. Братьев в театре и кино, как правило, играли взрослые дяденьки, и эта традиция заставила подзабыть, что на самом деле Мите 26 лет, Ивану 23, а Алеше и вовсе 20. В спектакле "Мастерской" у Антона Момота — Мити бешеный темперамент, порывистость, всякие закидоны его героя получают убедительное объяснение: не только натура такова, но и возраст соответствующий. И рассудительный философствующий Иван — Кирилл Кузнецов — на самом деле просто мальчик, которого мучают, вообще говоря, довольно наивные вопросы. Федор Климов — Алеша подкрепляет принадлежность, по его собственному признанию, к сладострастной карамазовской породе витальностью, он скор на улыбку и на печаль, а целует Лизу Хохлакову в щеку еще по–детски, но и уже по–мужски.

Кстати сказать, ведь и Федор Павлович Карамазов — отнюдь не мозгляк–старикашка, как мы привыкли по тем же театру и кино (к примеру, Марку Прудкину было к 70 годам, Ростиславу Плятту — за 70 лет), а мужчина в соку, ему всего 55, и его соперничество с сыном за Грушеньку совсем не выглядит нелепым. У Григория Козлова эту роль получил юный, как и все, Дмитрий Белякин — он не клеит бакенбарды, не надевает толщинок, никакими внешними приемами не обозначает возраст, но он убедителен, тут не правда внешности, а именно правда характера.

Вообще, принцип этого спектакля (как было в "Идиоте" и "Старшем сыне", поставленных Козловым на своем предыдущем курсе и ставших украшением репертуара "Мастерской") — сознательно усложнять задачу исполнителям возрастных ролей: лишь точностью психологических красок, погружением в текст и полным его присвоением заставить нас поверить, что этот очевидно молодой человек или девушка немолоды, что они друг другу родители и дети. И ведь веришь: в госпожу Хохлакову, мать Лизы, хоть Ольга Афанасьева делает ее совершенно гротескной фигурой; в штабс–капитана Снегирева — Дмитрий Житков играет лишь одну, хоть и большую сцену, разговор с Алешей, но в ней вполне явлен этот типичный достоевский маленький человек, униженный и оскорбленный, болезненно–гордый и лебезящий… Житков даже бесконечные словоерсы произносит, будто это его собственная органическая интонация.

Такая степень освоения материала позволяет работать на огромных скоростях. Действие несется вскачь, эпизоды монтируются с кинематографической быстротой (у художника Михаила Бархина по бокам интерьеры, открывающиеся за стремительно отдергиваемыми черными занавесами, улицы же Скотопригоньевска — скат в глубине, похожий на каменную глыбу, поросшую мхом). Есения Раевская — Грушенька и Вера Латышева — Катерина Ивановна превращают знаменитую сцену с целованием–нецелованием ручек прямо–таки в концертный дивертисмент, тараторят — не все разберешь, зато совершенно понятно, что происходит в их, по слову автора, фантастических головках…

Истина старая, а какая верная: в искусстве легкость достигается только трудом.