Рецензия "Третий выбор" в Александринском театре

Автор фото: Катерина Кравцова

Театральный критик Дмитрий Циликин - о спектакле "Третий выбор" в Александринском театре.

Эта премьера — хороший повод поговорить о роли личности в истории. Хотя бы — в истории одного спектакля.
Валерий Фокин поставил "Живой труп" в 2007–м, радикально переосмыслив знаменитую пьесу Льва Толстого. Которая, впервые выйдя на сцену в 1911–м, сразу приобрела дикую популярность, шла в сотнях театров и обросла кучей традиций, ставших в какой–то момент казаться непререкаемыми. Прежде всего — традиций исполнения главной роли Феди Протасова. Вот оно — гласила традиция — истинное воплощение русской натуры, не знающей удержу ни в любви, ни во хмелю, ни в страстотерпии, ни, главное, в способности воспарять своей прекрасной раненой душой из каких угодно социальных и экзистенциальных бездн, куда она сама себя и низринула. Фокин все это вытравил (и прежде всего безвкусных опереточных цыган). Федя у него был последовательно и подробно дегероизирован, а его возлюбленная Маша из цыганки превращена в кого–то типа курсистки. Получилась история про то, как фальшивый фарисейский мир сделался несносен одному из его обычных представителей, который никого не лучше, а разве что совестлив и слаб. Сергей Паршин убедительно это все играл.
В новой редакции Протасов — Петр Семак.
Сценография Александра Боровского прежняя — исполненная холодной элегантности: парящие на разных уровнях площадки, к которым ведут лестничные пролеты, огражденные решетками (явно петербургскими, хоть у Толстого история разворачивается в Москве), они расчерчивают пустое пространство диагоналями, сердцевина конструкции — четырехугольная полупрозрачная шахта–башня действующего лифта. А Протасов обретается в какой–то подвальной конуре, обнесенной сеткой, как вольер, которая гулко поднимается из трюма на авансцене и туда же сползает. И мизансцены те же: пьяный Федя валяется на полу спиной к зрителям, что–то невразумительно бормочет. Но вот разница! — Семака–то дегероизировать бесполезно. Потому что он с головы до ног герой, в какие обноски его ни ряди и как гримом ни пачкай. Его личностная значительность, мощнейшая энергетика транслируется в зал неотвратимо. А Фокин — слишком опытный мастер, чтобы не понимать: то, что актер играет, есть лишь часть содержания, которое он несет собой, самим фактом присутствия на сцене.
И пьеса возвращается на круги своя. Всеобщая любовь к Феде перестала объясняться тем, что она, как известно, зла, полюбишь и такого. Такого, каков теперь, конечно, полюбишь — за его силищу, роскошный голос, красоту, покоряющее обаяние, детскую ранимость, за то, как он, увидев любимую девушку, восклицает: "Маша!" — будто не хватало воздуха, а тут вдруг удалось вздохнуть во всю глубину легких…
По многим ролям Петра Семака в Малом драматическом театре — Театре Европы, в спектаклях его учителя Льва Додина мы знаем: ему очень идет улыбка. С ней его лицо расцветает; когда он мрачен, сразу два десятка лет прибавляется. Так немолод он был и в роли Арбенина в спектакле Валерия Фокина "Воспоминания будущего" (его дебют в Александринке). В "Третьем выборе", когда Федя, совершив мнимое самоубийство, рассказывает об этом собутыльнику в трактире, Семак — даром что персонаж на самом дне жизни — легок и улыбчив, озорует, проказит, мимика и голос переливаются виртуозными красками… Здесь высшее состояние актерской профессии, ее пределы.
Но это, конечно, не моноспектакль — ансамбль сложился. Режиссер заменил почти всех исполнителей, занятых в первой редакции, и молодежь, получившая значительные роли, не просто справляется, но составляет достойное партнерство выдающемуся артисту.