Дмитрий Прокофьев: почему гречка важнее доллара и нефти

Автор фото: Рюмин Александр/ТАСС

Дмитрий Прокофьев: почему гречка важнее доллара и нефти.

Мудрый Василий Ключевский любил говорить, что "история — это такая учительница, которая никого ничему не учит, а только наказывает за незнание своих уроков". Мысль верная, однако надо отдать справедливость и Истории. Свои суровые уроки она готова повторять и дважды, и трижды. Один раз — как трагедию, другой раз — как фарс, ну и в третий раз — для тупых. Экономическая история тоже любит строгие экзамены, но и эта учительница с удовольствием повторяет свои уроки, даже для тех, кто не желает их слышать.
Если бы мы захотели назвать товар ноября (да хоть бы и всей осени, а может быть, и всего года), то этого почетного титула должен был удостоиться вовсе не резко подорожавший доллар и тем более не так же резко подешевевшая нефть. И даже не акции компании Apple, капитализация которой превысила $660 млрд (стоимость всего российского фондового рынка в тот день не дотягивала до $500 млрд).
Настоящим товаром номер один следует признать гречневую крупу, которая не только выросла в цене на треть, но и стала пропадать с прилавков. Некоторые сети даже ограничили ее продажу, а чиновники Россельхознадзора и Минсельхоза пустились в объяснения, что гречки может не хватать из–за слухов о неурожае (что это за неурожай, о котором стало известно в ноябре?), а вообще–то крупы хоть завались. "Всем хватит!" — именно так было озаглавлено сообщение на официальном сайте Минсельхоза. Дальше все по классике: "…Доказав, как дважды два — четыре, что муки в городе сколько угодно и что нечего устраивать панику, граждане бежали домой, брали все наличные деньги и присоединялись к мучной очереди" (Ильф и Петров. "Двенадцать стульев").
В самом деле, когда правительство России вводило продовольственное эмбарго, гражданам объясняли, что сгинут только буржуазные паштеты и пармезан, которые заместит натуральный продукт отечественного производителя. Хотя и дороже. Но чего не сделаешь для подъема сельского хозяйства, его с самой коллективизации не получается как следует наладить. Но вот поди ж ты — подорожала и пропала самая что ни на есть отечественная гречка, которую в России в основном и производят и тут же едят (на гречку здесь приходится 20% потребления всех круп).
На самом деле этот феномен давно известен экономистам, первым на него обратил внимание британский статистик Роберт Гиффен еще в позапрошлом веке. Изучая динамику цен на картофель в Ирландии, Гиффен заметил, что при повышении цены на "второй хлеб" его потребление заметно увеличивалось, провоцируя новый подъем цен.
Упрощенно объяснить это можно так. В ситуации "относительной бедности" (это когда покупка еды отнимает 40% ваших расходов, таких покупателей в России около трети населения) инфляция на продовольственном рынке оборачивается отказом от покупки дорогих продуктов в пользу более дешевых, да еще и таких, которые могут долго храниться. Риса, например. Гречка вдобавок популярный диетический продукт, к таким, к слову, относятся мясо и рыба, но они–то по цене гораздо менее доступны. А поскольку живой россиянин, вопреки убеждению людей из телевизора и их подголосков, мыслит чрезвычайно рационально, ничего нет удивительного в том, что в нынешней ситуации он начал запасаться крупами, той же гречкой. Рис наверняка сейчас тоже скупают, но, в отличие от гречки, его есть откуда привезти (привет сторонникам опоры на собственные силы), поэтому и подорожание его не так заметно.
А что же дальше? Нет, не в смысле гречки, ажиотажный спрос на нее закончится, да и Росрезерв может открыть свои запасы этого стратегического продукта. Что будет в смысле экономической политики? Уроки истории дают основание для некоторого оптимизма. На протяжении последнего столетия отечественные власти в ответ на объективные продовольственные затруднения отвечали некими экономико–административными послаблениями. В начале голодных 1920–х Ленин объявил НЭП, после смерти Сталина его преемники увеличили размер огородов и отменили налоги с колхозников, в середине 1960–х заговорили даже о хозяйственной самостоятельности предприятий. Правда, самотлорская нефть позволила об этом забыть, но после провала реализации Продовольственной программы разрешили кооперативы, а там и рыночная экономика подоспела.
Не исключено, что и сейчас мы услышим обещания отпустить на волю бизнес и обуздать коррупцию. Тьма сгущается. Зима близко.