Историк Лев Лурье: почему рано говорить о единомыслии в России

По всем социологическим выкладкам последние внешнеполитические инициативы российского руководства поддерживают где–то около 84% населения. Это подавляющее большинство согласно и с политикой Кремля на Украине, и с санкциями против европейских продуктов, и с тем, что все наши экономические неприятности — следствие американских интриг. Мобилизация населения впечатляющая. На ее фоне можно сливать школы и больницы, выделять огромные деньги на армию, отменять концерты Макаревича, вводить единомыслие на телевидении и увеличивать цену на проезд в общественном транспорте.

Большая часть либеральной общественности в связи с такими цифрами настроена панически: "Единомыслие, фашизм, границы закроют, Интернет отключат". В тайге уже строят для всех нас новые зоны, списки тех, кого арестуют, составляются. Надо валить. Надежды нет. Картина кисти Лермонтова: "Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья: В меня все ближние мои Бросали бешено каменья".

Как говорит Людмила Улицкая: "Мне стыдно за всех нас, за наш народ, который растерял нравственные ориентиры. 300 лет мы черпали силы к существованию из одних и тех же источников… и никогда не расставались с надеждой. Сегодня мы, деятели российской культуры, та их малая часть, к которой отношусь и я, можем сказать лишь одно: прощай, Европа!"

Вот были раньше ориентиры, теперь растеряли! Но концепция, описывающая нынешнюю Россию как государство, близкое по своему политическому строю к Советскому Союзу, и неверна, и опасна.

Недавно депутат нашего ЗС , "яблочник" Александр Кобринский, съездил в Германию с группой законодателей других региональных парламентов. Спутники нашего земляка — по преимуществу единороссы — дружно поддерживали аннексию Крыма и объясняли депутатам немецких ландагов: все у нас добро, ладно, хорошо. Кобринский каждый раз возражал. И именно это вызывало изумление в аудитории: там были уверены — в России давно установлено единомыслие. Эта аберрация возникает на Западе вследствие наших собственных панических настроений.

Да, смотреть на кривляющегося Дмитрия Киселева неприятно. Видеть, как Россия постепенно превращается в страну–изгоя — унизительно. Я уже не говорю про хор депутатов Государственной думы, создающий впечатление праздника в Бедламе.

Все познается в сравнении. История России не сегодня началась и не сегодня закончится. Свободнее политически, чем сейчас, страна за всю свою историю жила только в конце 1980–1990–х и несколько месяцев в 1917 году (с февраля по октябрь).

При Александре II Чернышевский отбывал пожизненную ссылку, Герцена печатали только за границей. Александр III запретил всякую сколько–нибудь фрондирующую прессу. Да и при Николае II большинство нынешней оппозиции куковало бы где–нибудь в Туруханске за непочтительные высказывания о государе.

Между тем в нынешней России количество людей, не боящихся открыто высказывать свое мнение, даже если оно и расходится с мнением большинства, немалое — 16% населения. Больше, чем получала на голосовании в Думу какая–либо оппозиционная партия. Миллионы граждан, сосредоточенных по преимуществу в крупных городах, образованных, не бедствующих.

Доля активно недовольных много больше, чем процент украинцев, участвовавших в революции против Януковича. Такого количества людей не было ни за диссидентами, ни даже за Ельциным в 1991 году. Вспомним, как спокойно провели большинство ленинградцев и москвичей 21 августа 1991 года.

Существование громкого меньшинства в значительной степени нейтрализует значение молчаливого большинства. Ведь последнее в основе своей состоит из людей, неготовых "высовываться", действовать, проявлять свою волю, нарываться на неприятности. Молчаливое большинство — те, кем власть манипулирует, но не те, кого она уважает, с кем считается.

Как только в большинстве появляются сколько–нибудь пассионарные элементы — что–нибудь вроде Игоря Стрелкова, — от них немедленно избавляются и они становятся меньшинством.

Если наше руководство не совершает пока открытых злодейств, если Навальный на свободе, Ходорковский в эфире, Латынина в "Новой газете" и границы не закрыты, то это именно потому, что 16% людей, не боящихся высказать свое мнение в стране, хранящей память о массовых репрессиях, заставляют задуматься и Кремль. Одна седьмая часть населения России — 20 млн человек: меньше, чем на Украине, но больше, чем в Чечне.