"Выходной Петербург". Те, кто вышел из "Сайгона"

Автор фото: Архив "ДП"

Юбилей самого знаменитого ленинградского кафе

Через неделю — юбилей: 50 лет назад, 1 сентября 1964 года, открылся кафетерий от ресторана "Москва", который вскоре станет известен как "Сайгон". Федор Достоевский сказал про себя и свое поколение писателей: "Все мы вышли из "Шинели" Гоголя". Почти все живое, что появилось в ленинградской культуре за последние полвека, вышло из "Сайгона".
Стояли свинцовые 1970–е. Режим существовал на нефтедоллары и чурался изменений. В ходу были исполнительные, тусклые, послушные. Все, кто хоть немного выбивался из принятых ГОСТов — яркостью, талантом, свободолюбием, национальностью, — решительно отвергались. Государству и городу не было никакой надобности в молодых людях, появившихся на свет между Иосифом Бродским и Майком Науменко. Им оставались пьянство, работа в диапазоне от экскурсовода до кочегара газовой котельной, смерть в безызвестности. Их стихи, песни, научные штудии никак не были связаны с гонорарами или продвижением по службе. Они были бесприютны, бездомны и не нужны никому, кроме приятелей.
Кафе как жанр привились в Ленинграде в 1970–е. Усталые автократы брежневского времени смотрели на граждан снисходительно и требовали от них лишь формальной покорности. Культура кафе пришла в Питер вместе с другими проявлениями бытового непокорства: фарцовкой, спекуляцией, самиздатом, самодеятельной песней, битломанией, кухонными разговорами о политике. На суровом субарктическом пространстве Невской дельты кафе служили убежищем от зимних ветров и осенних дождей. В городе, где большинство населения обитало в коммунальных квартирах, а почти все, кто был моложе 40, жили с родителями, они стали и единственно возможным местом общения. Дешевизна кофе делала его доступным и студенту, и сторожу, и дворнику. Наконец, сама идея пить кофе считалась отчасти вызывающей и экзотической: иноземный кофе противостоял советскому чаю. Ленинград стал самым кофейным городом страны. Богатые москвичи собирались по квартирам, в провинции власть не поощряла никакой самодеятельности. Кафе, в отличие от времени и родителей, выбирают. "Сайгон" — столица ленинградской кофейной империи 1970–1980–х, уже скорее и не заведение общепита, а важнейшая социальная и культурная институция.
Вначале "Сайгон" был для изгоев–семидесятников неким аналогом современного молодежного клуба, точкой, где можно было встретиться с приятелем, познакомиться с девицей, выпить без строгого мамашиного надзора. Из места социализации он превратился в единственно возможное место реализации. Здесь читали друг другу стихи, планировали воображаемые выставки, делились запрещенным чтивом, пересказывали потайные тексты от Толкиена и Ксавьеры Холландер до Адорно и Кастанеды. "Сайгон" возродил эпическую традицию, когда тексты не читались, а передавались из уст в уста.
Здесь было устойчивое ядро посетителей, которое обтекалось потоком относительно случайных для этого места горожан, то есть это было кафе в строгом социологическом смысле — не кабак, где сидят всегда одни и те же люди и зайти куда небезопасно, не ресторан, где, как правило, каждый вечер ужинают люди новые, а как бы пруд с проточной водой, со своими завсегдатаями и новичками.
Кафетерий для подавляющего большинства его посетителей стал кладбищем надежд. Здесь спивались с круга, сходили с ума, садились на иглу. Ноев ковчег позднего Ленинграда, вместилище пороков и вдохновений, в узком зале которого соседствовали художники и воры, диссиденты и опера ГБ, мелкие фарцовщики и рок–музыканты. Кончался роевой, коммунальный советский–антисоветский мир, где репутации, не выверенные жестким рынком, создавались разговорами в кафе и девицы любили бедных и гордых знаменитостей локального круга.
Часам к семи вечера в узком помещении вдоль Владимирского пр. было не протолкнуться. Место это было тяжелое. Как сказал один американский стажер того времени: "Самое грязное место Восточной Европы". Внушительная толпа стояла и по стеночке, у сайгонских окон. Сайгонцы оккупировали расположенную рядом мороженицу (Владимирский пр., 2), которую прозвали "Придатком". Своеобразной сайгонской колонией стала и другая мороженица — на Загородном пр. — "Зеркала". В середине десятилетия открылся кафетерий при ресторане "Невский" — "Ольстер", куда тоже перешла часть постоянных посетителей из "Сайгона".
Важно было там не засидеться. Вовремя уйти. Многие спились, рано погибли. Казалось, время "Сайгона" окончательно прошло в конце 1980–х, когда он превратился в магазин итальянской сантехники, а потом в часть гостиницы, как раз когда постоянным посетителям было между 40 и 50 и они уже или не нуждались в здешнем сомнительном уюте, или редко выбирались в центр из своих Ульянок и Веселых Поселков.
Впрочем, история развивается по спирали. И, возможно, у нынешних молодых скоро появится свой "Сайгон". Что ж — петербургская культура хороша тогда, когда она бескорыстна, как у Хармса, Хвостенко, Гребенщикова.