"Солнечный удар" в Александринском театре
Замечательный режиссер Андрей Лобанов полагал, что распределение ролей — две трети успеха. Или неуспеха. Сиди над распределением долго и упорно, но уж коли назначил актера — если он провалится, отвечаешь ты.
Постановщик "Солнечного удара" Ирина Керученко ситуацию усугубила. В рассказе Бунина имеются кое–какие эпизодические персонажи, она же в своей инсценировке оставила лишь двух главных — Поручика и Прекрасную незнакомку, так что в общем ансамбле не спрячешься.
Художник Мария Утробина выстроила дощатый помост во всю ширину пространства Малой сцены Александринки, обставила его сзади и по бокам светлыми плоскостями грубой шершавой фактуры, молочно–песочно–охристый фон декорирован потеками бирюзовой краски — все это призвано создать атмосферу летнего дня, жаркого вечера, Волги, где на пароходе встретились мужчина и женщина и между ними заискрило так, что они сходят в ближайшем городке, проводят упоительную ночь, а утром она исчезает, оставив его залечивать душевный ожог.
Бунину на всю эту историю понадобилось 7 страничек. Керученко — 1,5 часа. Режиссер позаимствовала у своего учителя Камы Гинкаса способ перевода прозы на театральный язык: актер произносит и прямую речь героя, и авторские описания, таким образом будучи одновременно персонажем и рассказчиком. Степан Балакшин рубит непрерывно струящийся бунинский текст на отдельные фразы, интонация жесткая, агрессивная, монотонная, как бы антипоэтическая. Через какое–то время она начинает утомлять, еще через какое–то — надоедает смертельно. И не спасает то, что его партнерша — хрупкая, нежная, укутанная в кисею и дымку Юлия Марченко — напротив, всячески щебечет и лепечет.
Вообще–то актеру полагается присвоить предложенный режиссером рисунок. Хуже нет, когда, сидя в зале, можешь практически дословно воспроизвести задачи, которые ставились на репетициях. Это уже не искусство, а натаскивание. Оно может иметь только одну причину: режиссер промахнулась с распределением — в процессе работы обнаружилось, что роль, как писывали критики в старину, "не в его средствах", и стала учить с голоса.
Второй способ прикрыть актерские скверное владение ремеслом и ограниченность дарования — напридумывать всяких бойких физических действий и постановочных красот. Участники многократно распускают свернутые в рулон белые газовые занавески, экспрессивно раздеваются–одеваются, с грохотом возят тележку–подставку, плещут водой из таза, вспрыгивают на стол, гремит ритмичная духовая музыка и т. д. Наконец — и это действительно эффектная метафора — Поручик, чья жизнь с исчезновением Прекрасной незнакомки опустела и потеряла смысл, огромными гвоздями прибивает ее сумочку к столу, туфли к полу, наконец — она присутствует как бы незримо, остро–мучительным воспоминанием — гвоздь вколачивается в подол ее платья: радикальный способ удержать невозвратимое…
Предыдущий спектакль Керученко в этом театре — "Сон смешного человека" по Достоевскому — уже продемонстрировал ее способность сочинять яркий (порой чрезмерно) сценический текст. Но там он опирался на живых свободных актеров.
Г–н Балакшин же не просто несвободен — он пребывает в таком зажиме (термин Станиславского), что жалко смотреть, как пот льет с него градом. А ведь это не только не его дебют, но и не первая большая роль.
В позапрошлом сезоне худрук Александринского театра Валерий Фокин, убедившись, что ошибся в назначении на главного героя в "Игроке", отложил премьеру и заменил исполнителя. Ирина Керученко могла бы поучиться у старшего коллеги профессиональному мужеству.
