"Тщетная предосторожность" в Михайловском театре
С младых ногтей помню песенку "В Лотарингию приехав, я была в сабо". На премьере подумалось: ее вполне мог бы мурлыкать квартет участниц саботьера во главе с умопомрачительной вдовой Симоной, которая, поддавшись на уговоры сплясать, ради этого переобулась из кожаных башмаков в деревянные и, главное, отказалась на время от своей разнообразно демонстрируемой прежде стервозности.
Симону по традиции исполняет характерный танцовщик. Михайловский купил лицензию на английскую версию "Тщетной предосторожности" в хореографии Фредерика Аштона (1960), спектакль готовил главный балетмейстер театра Михаил Мессерер, много лет сотрудничающий с Королевским балетом Ковент–Гарден, откуда эта "Тщетная" родом, а на выпуск приехал выученик Аштона Майкл О’Хэйр, который не только принял на себя обязанности балетмейстера–сопостановщика, но и вышел в премьерный вечер склочной, деспотичной, однако весьма обаятельной вдовой.
Если искать типажные аналогии, ближайшая — Ролан Быков, который наверняка и играл бы Симону, будь это не балет, а кино.
"Тщетная предосторожность" — одно из самых старых названий во всем корпусе танцевальных сочинений, ныне идущих на сцене. Она ведет родословную с XVIII века, менялась музыка, хореография, исполнители, подмостки и страны. Неизменным оставался костяк сюжета: крестьяне Лиза и Колен любят друг друга, мамаша же хочет выдать дочку за сына местного богатея, хотя этот Ален и полный придурок. Но после череды забавных перипетий влюбленные воссоединяются. Это бесхитростная непритязательная комедия, и удовольствие от такого развлечения обусловлено качеством, с которым оно исполнено.
В Михайловском театре качество было изрядным. Анастасия Соболева и Виктор Лебедев в главных партиях чисто и элегантно воспроизвели классический текст и, что современным танцовщикам обычно куда труднее, были убедительны в пантомимных сценах, которых столько, что определение "роль" здесь уместнее обычного в балете "партия". Ален — тем более роль, в которой актерская составляющая — не прибавка к собственно пластической, а несущая конструкция.
Продолжу киношные аналогии: Денис Толмачёв предстал балетным Савелием Крамаровым — гротескный на грани карикатуры, но в какие–то моменты вызывающий острый укол жалости. О’Хэйр выстукивал своими сабо такое, в таком темпе и таком ритмическом рисунке, что под конец зал не просто захлопал, а еще и завыл.
Не меньший успех снискали уморительные танцы дородного красного петуха с четверкой белых кур и уж тем более — выход маленькой очаровательной лошадки, впряженной в открытый экипаж, в котором пейзане отправляются гулять по нарисованным Осбертом Ланкастером иронично–идиллическим пейзажам.
Кордебалет работал слаженно и увлеченно. Что удивительно, и на нем, и на солистах, даром что история французская, лежал отпечаток истинно английской сдержанности и элегантности. Соболева в финале, со свадебной диадемой на голове, вообще походила на портреты принцесс Соединенного Королевства, да и Лебедев смахивал на принца инкогнито.
И здесь из спектакля, казалось бы имеющего целью не грузить смыслами, а лишь доставлять радость от семейного его просмотра, смысл все–таки высекся. Француз Петипа — главный создатель русского балета. Тамара Карсавина, танцевавшая в его и Льва Иванова "Тщетной предосторожности", рассказывала Аштону про тот спектакль, и хореограф много из этих рассказов позаимствовал.
Сейчас англичане переносят к нам сочинение одного из создателей своего национального театра. Политики, не хотите у балетных поучиться?
