"Инфра" в Мариинском театре глазами Дмитрия Циликина.
Раз уж мы в театре, расскажу о драматургии. Сюжет, впрочем, развернулся не на сцене, а в жизни. Некоторое время назад британец Уэйн МакГрегор перенес свой спектакль Chroma, поставленный в Королевском балете Ковент–Гарден, в Большой театр. Который решил продолжить сотрудничество, пригласив хореографа сочинить оригинальную версию "Весны священной" Стравинского для фестиваля "Век "Весны священной" — век модернизма". Договорились, но, когда худруку балетной труппы Сергею Филину плеснули в лицо кислотой, МакГрегор в знак протеста от работы отказался, в результате в Большом "Весну" делала Татьяна Баганова.
А Мариинский театр столетие этого произведения Стравинского отметил спектаклем Саши Вальц. Оба опуса не слишком удались, но, так или иначе, в главных наших театрах появилось по новой "Весне" — было бы логично, чтобы в каждом был и свой модный МакГрегор. К тому же на особу и.о. директора балетной труппы Мариинки Юрия Фатеева, слава богу, никто не покушался, так что Уэйн беспрепятственно поставил на новой сцене МТ балет "Инфра". Который в вечер премьеры концептуально соединили как раз с "Весной священной" Саши Вальц.
"Инфра" — от латинского infra, "под": находящееся ниже чего–то. Там, то есть на полу, находятся танцовщики — над ними видеографика. Сценограф Джулиан Опи погрузил всю сцену в непроглядный мрак, в черноте задника на высоте нескольких метров навстречу друг другу движутся рисованные белые светящиеся фигуры — примитивные, как на пиктограммах. А фигуры infra, напротив, составлены из сложных красивых линий, сплетаются в сложных красивых комбинациях.
Сюжета нет — разве что в том смысле, какой имел в виду Баланчин, сказавший: мужчина и женщина на сцене — уже сам по себе сюжет (здесь в том числе и женщина / женщина, вступающие в острый волнующий пластический диалог, мужчине остается лишь отстраненно стоять рядом). Кстати, о Баланчине — хореография МакГрегора, пришедшего в балет из contemporary dance, обнаруживает подробное знакомство с творчеством самого мистера Би, Уильяма Форсайта и других неоклассиков.
Ноги кочергой и всякие брутальные поддержки, когда тело закидывают на плечи едва ли не как баранью тушу, соседствуют с вполне классическими арабесками и жете, кроме разве что сложных прыжков.
Под прохладно–нервные созвучия (струнные, рояль) немецкого композитора–минималиста Макса Рихтера, перемешанные с шумами города, разворачиваются дуэты и ансамбли, где партнеры стремятся друг к другу, а вместе им трудно, норовят друг друга помучить, но и быстро приласкать… В общем, если очень упрощенно — это про жизнь и все, что в ней меж людьми случается. Особенно интересна сцена, когда все 12 солистов, шесть пар, выходят вместе и танцуют каноном: текст у разных пар то совпадает, то расходится, то вторит с отставанием, и пары — то соседние, то через одну, то на разных концах линии, в которую они выстроены.
Бывает хореография исполнительски непотопляемая, которую как ни танцуй, она будет производить впечатление. Хореография МакГрегора, напротив, от исполнителей зависит, и, будь они скверными, она, вполне вероятно, увянет. Из Мариинской труппы Уэйн выбрал сильный состав, артисты придают каждому движению законченность, чеканность — а потому значительность. Точны и стремительны, как клинок, заноски Виктории Терешкиной, поют опасную песню нежные хищные руки Екатерины Кондауровой, выразителен, как всегда, в каждом жесте и повороте Александр Сергеев, да и все остальные работают с большим пониманием того, что они делают, и не меньшей самоотдачей.
