"Отелло" и "Трубадур" в Мариинском театре
Под финал 2013 года — года 200–летия Джузеппе Верди Мариинский театр бабахнул сразу двумя премьерами на новой сцене. Огонь — главная вердиевская стихия, и в переносном смысле, как огонь страстей, и буквально: костры горят по многих его операх, в частности в "Трубадуре". В спектакле, поставленном и оформленном Пьером Луиджи Пицци, костер пылает в видеопроекции. А в "Отелло" режиссера Василия Бархатова огни — маяк на берегу Кипра, который художник Зиновий Марголин сделал доминантой декорации.
Это — одно из двух, что роднит в остальном радикально непохожие друг на друга спектакли. Впрочем, и оперы очень разные. "Трубадур" — эталон стиля Верди: красивые мелодии, то нежные, то экстатические арии, дуэты и ансамбли, пышные оркестр и хоры, и все это для того, чтобы рассказать про столь неправдоподобные сюжетные перипетии и страсти–мордасти, какие только в романтическом театре и встречаются. "Отелло" — поздний Верди, это не номерная опера, а цельная музыкальная драма.
В спектакле Бархатова действие, судя по костюмам Марии Даниловой, происходит в начале XX века: солисты в эффектной офицерской морской форме, хор — в матросской, женщины в элегантных длинных платьях. Мощнаямашинерия новой сцены позволяет показать захватывающую картину шторма, впечатление многократно усиливает буря, бушующая в оркестре Валерия Гергиева. Штормит и героев: Яго затевает свою дьявольскую интригу, опаивает Кассио, пьяная драка, скандал, который прекращает вмешательство правителя острова Отелло, после чего мавр с Дездемоной поют умиротворенно–любовный дуэт конца I акта.
Впрочем, он никакой и не мавр. Театр ангажировал на заглавную роль Александра Антоненко, превосходного драматического тенора, у которого Отелло сейчас — одна из коронныхпартий. Антоненко лица не красит — здесь девушка полюбила не темнокожего полководца, а просто иного, нежели все окружающие. Инакость его в том, что при уме и таланте он подвержен припадкам прямо–таки безумия, как будто в мозг ворвался другой человек. Артист очень пластично показывает, как, условно говоря, доктор Джекили мистер Хайд могут уживаться в одном теле. Эта работа, Дездемона Асмик Григорян, Яго Алексея Маркова — достоинства спектакля, которые почти не портят всякие режиссерские глупости вроде того, что к шекспировской истории зачем–то пришпилены вдовы моряков, погибших в шторм: сначала они назойливым фоном отвлекают от диалога, в котором Яго вливает Отелло яд подозрений, а потом сцена приема венецианских послов превращена в траурную церемонию с этими же вдовами.
Зато Пьер Луиджи Пицци на себе никак не настаивает, не следует современному тренду, согласно которому режиссура должна все переворотить с ног на голову и торчать отовсюду, иначе ее вроде как и нет. 83–летний маэстро благоразумно умер в авторе "Трубадура" и в певцах. Декорации лаконичны до лапидарности: то одно ложе на черном фоне, то одна каменная стена. Разве что, явно желая щегольнуть подъемными механизмами, сад с черными деревьями, серебрящимися в лунном свете, взмывает вверх, открыв подземелье, где цыгане поют свой знаменитый хор Vedi! le fosche notturne spoglie с ударами кузнечного молота. От режиссуры — только присущее старой школе мастерство строить выразительные мизансценические композиции, где гармонично распределены стоящие и сидящие фигуры, черные и красные пятна колетов и плащей (других цветов Пицци, сочинивший и костюмы, почти не предусмотрел). Что представляется уместным для этого именно произведения: любые навязанные ему и переиначивающие его концепции неизбежно придут в противоречие с сюжетом и словами, которые произносят герои (спалили на костре цыганку, якобы сглазившую графского сына, ее дочь Азучена в отместку крадет другого графенка и кидает его в огонь, но умудряется ошибиться и сжигает собственного ребенка, а оставшегося в живых аристократа воспитывает как сына, его любит прекрасная Леонора, ее — брат трубадура–цыгана, не подозревающий о том, что он брат, соперничество, яд, палач, топор и тому подобная вампука). И с музыкой: трагические рассказы и признания изукрашены витиеватыми вокальными фиоритурами, поневоле заставляющими относиться к декларируемому макабру с иронией.
Собственно, ради вокала на "Трубадура" и ходят, потому что поверить в это и этим потрястись может лишь самая простодушная натура. На премьере, как и в "Отелло", вокал предъявили отменный — Анна Нетребко пела Леонору в высшей степени мастерски. Отлично показал себя Владислав Сулимский — граф ди Луна: эта партия выводит его в ряд лучших мариинских баритонов. А вот Екатерина Семенчук — Азучена не только звучала прекрасно, она умудрилась найти достоверность в передаче невероятных страстей — такую, что рядом с ней сделанность роли у Нетребко была особенно заметна. Оркестр звучал так, как должен звучать этот оркестр, хотя чувствовалось: все–таки партитура "Отелло" Валерию Гергиеву ближе.
