"Деловой Петербург". Почему хотят перенести памятник царю–миротворцу

Вице–губернатор Василий Кичеджи обратился к Законодательному собранию, чтобы депутаты подумали о перемещении статуи Александра III из двора Мраморного музея на одну из городских площадей. Конечно, тут не эстетика, а идеология. Александр Миротворец — русский националист, набожный православный человек, сторонник цензуры, борьбы с иноверцами и инородцами.

Конечно, тут не эстетика, а идеология. Александр Миротворец — русский националист, набожный православный человек, сторонник цензуры, борьбы с иноверцами и инородцами, должен стоять не в закутке Марсова поля, а на Невском пр. Перенос — почти политическое заявление, манифест.
Однако перемещают не собственно царя, а памятник работы Паоло Трубецкого. Это по существу нерусский скульптор. Католик, мать итальянка, большую часть жизни провел за границей. Поклонник и друг борца с православием Льва Толстого. О своем памятнике он не обинуясь говорил: "Не занимаюсь политикой. Я изобразил одно животное на другом".
Памятник многие, в том числе брат императора великий князь Владимир Александрович, восприняли как карикатуру на царя. Трубецкой откровенно противопоставил свою работу Медному всаднику. Его Александр III никуда не скачет, он сдерживает своего владимирского тяжеловоза. Тише едешь — дальше будешь. Как сказал о памятнике Илья Репин: "Россия, придавленная тяжестью одного из реакционнейших царей, пятится назад". А Валерий Брюсов выразился так: "На коне тяжелоступном, в землю втиснувшим упор копыт, в полусне, волненью недоступном, недвижно, сжав узду, стоит".
Все это понимал и Николай II. Он не пригласил уехавшего в Италию скульптора на открытие его собственного произведения. А так как монумент посвящен крупнейшему достижению царствования его отца — строительству Великого сибирского железнодорожного пути, Николай II подумывал перенести его с глаз долой — в далекий Иркутск.
Как писал Александр Бенуа: "На примере памятника Александру III мы можем отметить даже такой случай, что художник противопоставил свою дерзкую мысль воле заказчика–государя и вынес столь жестокий приговор царю–миротворцу (автору договоров с союзниками), что заказчика с самого открытия памятника не покидала мысль отправить его в ссылку в Сибирь, подальше от своих оскорбленных сыновьих глаз".
И правда, в монументе было что–то роковое. Знаменскую пл. назвали пл. Восстания не случайно — именно здесь находился эпицентр Февральской революции. Здесь свергли самодержавие. А антимонархические речи звучали с постамента памятника убежденному стороннику неограниченного абсолютизма Александру III.
К тому же на месте памятника 8 мая 1985 года установлен обязательный атрибут города–героя — гранитный обелиск "Городу–герою Ленинграду". 360 тонн монолитного гранита.
Радевший о блокадной памяти губернатор Владимир Яковлев распорядился установить на расположенной рядом гостинице "Октябрьская" надпись "Город–герой Ленинград".
Обелиск, сказать прямо, не стал большой победой монументалистов. Такое типовое брежневское сооружение. Но боюсь, что его демонтаж может вызвать оторопь у ветеранов блокады и их многочисленных потомков. Ведь и так многие говорят, как Смольный, по сути, забыл отметить 70–летие прорыва блокады. А тут — обелиск снимать.
Принимая во внимание все эти обстоятельства, семантика архитектурного жеста Василия Кичеджи может оказаться прямо противоположной задуманному.
Может быть, Конюшенная или Манежная пл. подойдет лучше?