Ирина Прохорова: "Просто закрываются все двери"

Автор фото: ИТАР-ТАСС

Ирина Прохорова, издатель, соучредитель Фонда Михаила Прохорова и сестра экс–кандидата в президенты РФ, о том, почему Петербург не принял башню "Газпрома" и чем опасна ситуация, когда крупные издательства пожирают мелких.

Ирина Прохорова стала широко известна в начале этого года благодаря блистательным выступлениям на предвыборных дебатах. Многие говорили, что она затмила самого Михаила Прохорова. Но в интервью "ДП" она говорила не о политике, а о своей основной работе в Фонде Прохорова и издательском доме "Новое литературное обозрение".
Что, с вашей точки зрения, происходит с современным искусством в регионах, где работает Фонд Прохорова? Оно там кому–то нужно? Может ли выжить без поддержки извне?
— Я обращала внимание на эту проблему. Представим себе ситуацию: ушел Чиркунов из Перми, приходит новый губернатор. Представим себе, что местная власть в отличие от предыдущей не любит современное искусство. Будет ли город защищать этот музей? Боюсь, что нет. И это трагедия многих замечательных проектов, которые были посажены, держались, но потом они либо исчезают, либо регрессируют до уровня окружающей среды.
Город разорвет любого, кто посмеет покуситься на его идентичность. Борьба петербуржцев с башней "Газпрома"показала, что этот проект, несмотря на все усилия, никак не смогли продавить. Почему? Да потому, что горожане восприняли это как внешнее. А может, это был прекрасный проект. Может, потом он стал бы визитной карточкой Петербурга. Но этот проект бесцеремонно продавливался, невзирая на локальное сообщество, которое по–своему понимает красоту и гармонию города. И в силу этого мы получаем в любом подобном случае такую агрессивную реакцию.
Есть ли у вас ноу–хау, как найти общий язык с властями?
— Когда человек сидит на городе, у него там сплошная дыра: все прогнило, 30 лет не делались ремонты. Мэр говорит: отвяжитесь, идите вы со своей культурой. Здесь требуется правильный взгляд, не демонизация власти, а понимание ее проблем. Сейчас во власть на региональном уровне часто приходят симпатичные молодые люди, которые многое понимают. Но за советскую власть и за 1990–е годы скопилось такое количество проблем, что ты не знаешь, как кроить этот тришкин кафтан. Поэтому, входя туда, нужно понять проблемы самой власти и найти точки соприкосновения.
Но у чиновников свои интересы.
— Интересы могут быть разные, и не всегда они коррупционные. Мы, например, сразу четко даем понять, что у нас нет никакой коррупции. Когда деятельность фонда прозрачна, когда все цифры висят в Интернете, когда доступен годовой отчет с поименным списком, кому сколько дали, — тогда коррупционеру там делать нечего. Чиновникам многое спускается из центра, они обязаны эти вещи отрабатывать. Ты вынужден понимать логику и стратегию власти, которая, кстати, не всегда безумна. Когда ты понимаешь потребности общества, проблемы власти и нестыковку там и там, ты выступаешь посредником.
Власть не может сделать все, государственные механизмы плохо работают в нюансах. Для чего в современном мире и существуют частные фонды, которые быстро реагируют, которые могут сделать то, что государство в принципе не может и не должно делать. Мы всегда стараемся сначала выяснить, какие проблемы власть вынуждена решать, какие есть сообщества и где мы можем быть помощниками и тем, и другим или, по крайней мере, не мешать власти, не раздражать ее. Если мы влезаем и мешаем их интересам, ничего хорошего не получается. Мы спрашиваем: есть ли какие–то проекты власти, где мы можем быть партнерами? Власть говорит: неплохо было бы поддержать это. Мы рассматриваем эту ситуацию, и если видим, что дело неплохое, что это не псевдопатриотическая заказуха, то поддерживаем.
Мы не идем на поводу и не сдаем принципов, но у нас появляется ощущение, что мы свои. Бывают иногда и проблемы с местным бизнесом. Например, в Липецке сильны бизнес–интересы других магнатов, а наш фонд воспринимается как орудие продвижения бизнес–проектов Михаила Прохорова, как его орудие пропаганды. Стоит больших усилий объяснить, что никакого отношения к бизнес–интересам Михаила Прохорова фонд не имеет.
Что из вашего опыта работы в регионах применимо ко всей России?
— Наша проблема — это гуманизация пространства. Что нужно сделать, чтобы город был для горожан? То, чего в наших городах не хватает, — возможности где–то посидеть, мест, где люди могут расслабиться. Нет даже козырьков над домами, под которыми можно пройти. Я помню советское время, когда нельзя было сесть на траву: тут же подходил милиционер. Таких мест по–прежнему мало и в Москве, и в Петербурге. Стихийно их становится больше, но эти города были выстроены не для жителей, а либо для абстрактной красоты с высоты птичьего полета, либо для проезда в автомобиле. А если ты идешь, то видишь пространства с нечеловеческими расстояниями.
Во что превратилась Москва? Стала как Лос–Анджелес: в машине хорошо, а ты попробуй пройди. Как города развернуть к горожанам? Этот вопрос стоит перед всеми нашими городами.
Вопрос к издателю Прохоровой. В России на глазах происходит монополизация книжного рынка…
— Меня совершенно сразила история с поглощением издательства "АСТ" издательством "ЭКСМО". И надо сказать, что многие мои коллеги меня поразили тем, что сказали: ну и замечательно. Издательство "АСТ" печально прославилось тем, что скупало все права отовсюду. Скажем, маленькое издательство специализировалось на переводной литературе, но стоило ему только перевести хорошего автора, как приходило "АСТ" и скупало права на все остальные романы этого автора. И даже часто не выпускало их. Таким образом, рынок стопорился. Весной на книжном форуме мне говорили: что ж, теперь будет одно большое издательство, у которого не будет времени на ерунду, теперь будут издавать хорошие книги. Я сказала: ребята, вы с ума сошли. Возникает супермонополия! Фактически произведена национализация книжного дела. Оставшийся монстр "ЭКСМО", который сросся с государством, получает деньги на учебники и прочие вещи. Теперь через "ЭКСМО" идут колоссальные деньги, "ЭКСМО" забрало сеть распространения "АСТ", 500 магазинов по всей стране, плюс у "ЭКСМО" есть своя собственная сеть. То есть практически мы имеем один "Совпис" советского образца (издательство "Советский писатель". — Ред.), который может решать абсолютно все. При том, что они забрали себе все, они смогут руководить и через формально независимые издательства. Мы понимаем, что довольно остроумно в рыночной, казалось бы, системе решен вопрос монополизации и централизации интеллектуальной жизни.
Пожалуйста, такие издательства, как наше, существуют, нас никто не выгоняет, но у нас рынка сбыта нет. Если раньше первый тираж даже научной литературы был 2–3 тыс., сейчас мы делаем только тысячу. И это не падение интереса — просто закрываются все двери.
Что же делать?
— Мы недавно разговаривали с американским издателем Андре Шиффриным. Он описывал ситуацию книжного рынка в Америке начала 1990–х годов, когда крупные издатели стали пожирать маленькие издательства. И он показывает, как сразу просел весь книжный рынок, потому что крупные издательства боятся рисковать. Им нужна прибыль не менее 15%, а маленькие издательства могли работать в убыток, беря гранты, а если они окупались или давали процента два прибыли — это было отлично. И эти семейные издательства с прекрасной репутацией (некоторые из них существовали более 100 лет) стали втягиваться в мощные книгоиздательские концерны. Шиффрин показывает, как это приводит к стагнации. Нам говорят, что люди ничего не читают. Но это происходит потому, что новые имена перестают появляться! И вхолостую работает издательский механизм. Сегодня в России мы пришли к ситуации еще более драматической. Теперь не то что маленькие издательства поглощаются большими, теперь один крупный гигант съедает другого крупного гиганта!
Конечно, в Америке ситуация не настолько плохая, как у нас, но похожая. Маленькие издательства пытаются найти с помощью новых технологий новые рынки сбыта хорошей литературы, минуя монстров–издателей, чтобы эта литература могла продаваться. Пытаются через Интернет, через создание специфических групп подписчиков. Кстати, интересен шведский опыт: если у издательства хорошая репутация, то читатели скидываются, заранее собираются пусть небольшие деньги, и таким образом новые книги могут издаваться, а потом продаваться, соответственно, с огромными скидками.
Надо искать альтернативные пути. Да, в теории электронные книги — спасение для таких издателей, как я. Это единственный способ скачать во Владивостоке книжку, которую иначе туда непонятно как довезешь и где потом будешь продавать. Но мой опыт работы в регионах как благотворителя показывает, что у нас очень слабый уровень интернетизации страны. Иногда провайдеры заламывают такие цены — кстати, особенно на Дальнем Востоке, — что люди неспособны платить за него. Поэтому огромное количество людей и институций просто Интернета не имеют. Мы проводили исследование в Красноярском крае, и я была в ужасе. Из 1182 библиотек Красноярского края только 120 имеют доступ к Интернету. Для нас, издателей, это смерть. Где они тогда какую информацию могут найти?
Открыть книжный магазин в регионах очень сложно, власть не очень–то дает преференции. Но дело не только во власти, дело в том, что у нас нет нового поколения людей, которые умеют выстраивать книжный бизнес, я имею в виду продажи. Тех издателей, кто выжил, уже ничем не прошибешь. Но воспроизводства новых культурных издателей почти не происходит.
В 1990–е современная российская литература стала подниматься, когда появилось большое количество издателей и писатели могли печататься в разных издательствах. А монополизация приведет к тому, что даже количество блокбастеров будет резко уменьшаться, потому что только двух–трех авторов будут пиарить любыми способами.
Одного Акунина достаточно…
— Между прочим, проект Акунина — это его собственный проект. В конце 1990–х, когда он предлагал всем своим друзьям, писателям и поэтам: ребята, давайте создадим хорошего уровня массовую литературу в противовес тому безобразию, которое лежит на лотках. Это, собственно, был культурный проект. Все закончилось тем, что никто из братьев–писателей не поднялся с дивана и не захотел это делать. А Гриша сам стал писать и сделал себе карьеру. Он и ко мне подъезжал, но я сказала ему: Гриша, у меня есть дело, вот мой колхоз, я занимаюсь изданием трех журналов, конференциями и прочим, и у меня нет времени. Я бы с удовольствием писала какие–нибудь бульварные женские романы, но для этого нужно все бросить. То, что его потом схватили большие издатели, — это уже другая история.
Может, надо начинать с того, что воспитывать новую генерацию менеджеров. Есть замечательный пример — книжный магазин "Фаланстер" в Москве, который сейчас имеет ряд филиалов по стране. Без такой базы мы дальше не двинемся. Дальше — инвестиции, которые тоже нужно научиться искать, и, видимо, нужно настраивать бизнес на поддержку таких инициатив. Это болезненный, долгий процесс.
Может, все проблемы решит революция денди, о которой вы писали?
— Мы, конечно, разговариваем в городе, который является колыбелью всех революций, но, кажется, Питеру это особой радости не доставило в итоге. Я не знаю насчет революции, я была бы склонна скорее к эволюции.