Хроники Неверленда с титрами и переводом

Часть костюмов Агостино Кавалька стилизована под 1530-е, часть отсылает ко времени написания пьесы (1834 г.) и дальше, к середине XIX века. Можно найти в таком решении некоторую основу у самого Мюссе: его драма, как и положено по эстетическим канонам романтизма, через историю рассказывает о современности (автора), а притом еще и провидит будущее. Заглавный герой Лоренцо Медичи одержим идеей убить своего двоюродного брата флорентийского герцога Алессандро -- будто бы из ненависти к тирании, но на самом деле пытаясь таким образом разрешить раздирающие его комплексы и фобии. Что делает его прямым предшественником героев экзистенциальной драматургии XX века с их, по слову Пушкина, «озлобленным умом, кипящим в действии пустом». Пушкин же, кстати, писал: «Musset взял, кажется, на себя обязанность воспевать одни смертные грехи, убийства и прелюбодеяния… О нравственности он и не думает, над нравоучениями издевается… можно описывать разбойников и убийц, даже не имея целью объяснить, сколь непохвально это ремесло». Ну чем не изложение, к примеру, пьесы Бернара-Мари Кольтеса «Роберто Зукко» (1988 г.) о современном серийном убийце (которая, кстати, 15 лет назад шла в МДТ, также в постановке французского режиссера).

Однако г-жа Стависки, выступившая одновременно сценографом, поместила «Лорензаччо» в совершенно пустое пространство, в котором ни время, ни место никак не маркированы. ОК, в такой атрибуции и не было бы нужды, если б происходящее внутри персонажей имело к нам какое-то отношение, если бы они предстали живыми людьми и между ними и нами установились связи понимания и сопереживания. Но этого, увы, нет. Во время спектакля трудно отделаться от мысли, что, кабы играли по-французски, а ты читал титры с переводом, вышло бы культурное скучное импортное зрелище, которое следует поглядеть «для общего развития». Но играют-то по-русски -- давно хорошо знакомые, даже ставшие родными актеры превосходной труппы Малого драматического. Мастерам удается очеловечить, насытить нервной вибрацией, оттенками, смыслами труднопроизносимый текст. Их более молодым коллегам это удается хуже, и, несмотря на всплески моторного темперамента, крики, квазиэмоциональные метания по сцене и литры бутафорской кровищи, глядеть на все это частенько неловко и почти всегда тоскливо.

Хотя для публики, охочей до звезд и медийных лиц, предметом интереса в спектакле станет Данила Козловский -- Лорензаччо. Его на сцене много, так что поклонницы смогут вдоволь насмотреться на «российского Бреда Питта». Но, кроме этого бонуса, не имеющего отношения к искусству театра, молодой актер пока мало что имеет предложить. В роли нет внятности и непрерывности внутренней жизни, а есть пустоты и куски не до конца присвоенного текста. Что можно с сожалением констатировать, но никак не поставить в упрек ни Козловскому, ни большинству его товарищей. Загремев в этот Неверленд, они стараются выбраться в силу способностей и умений -- уж у кого какие есть.

Дмитрий Циликин, журналист