Жить надоело

Надоело жить Эмилии Марти, знаменитой оперной певице, героине пьесы Чапека «Средство Макропулоса» и одноименной оперы Леоша Яначека, которую композитор сочинил на собственное либретто по Чапеку. И немудрено: эта самая Эмилия, она же Элина Макропулос, 300 лет назад выпила состряпанный ее папашей, греческим алхимиком, эликсир, позволяющий жить 300 лет не старея. И теперь, когда действие снадобья кончается, Эмилия-Элина пытается раздобыть его рецепт, который сама же некогда отдала любовнику. Детективные перипетии -- с покупкой рецепта за ночь любви, разбиванием роковой красавицей сердец всех наличествующих мужчин (вплоть до безумия одного и самоубийства другого) и, наконец, отказом героини от следующих 3 веков опостылевшей жизни -- и составляют сюжет оперы.

Ее в Мариинском театре поставил маститый англичанин Грэм Вик. Вик вполне владеет волевой, даже агрессивной режиссурой, когда произведение выворачивается наизнанку. Сам по себе такой метод не хорош и не плох: успешной или провальной может быть и радикальная, и традиционная трактовка. Но все же логично перелицовывать вещи известные, наизусть знакомые. Написанное в конце 1920-х «Средство Макропулоса» никогда в Петербурге не шло (да и в Москве оперу ставили лишь однажды), так что решение, выбранное режиссером для знакомства публики с новым музыкальным материалом, представляется разумным. Решение это заставляет вспомнить одного из героев Островского, усомнившегося в надобности хорошо, крепко стоящую на четырех ножках мебель переворачивать вверх ногами. Что Яначек написал, то Вик и ставит. С подробностью и добротностью костюмных экранизаций BBC. Если в либретто адвокатская контора -- то и на сцене она: стеллажи с делами, конторки, диагональю -- стена, верх которой застеклен, так что мы видим ходящих по коридору клерков и клиентов, что мизансценически оживляет действие. Коль второй акт происходит в театре -- вот вам и подмостки, и закрытый занавес с обратной стороны, и кулисы. Отель -- будет и отель: роскошный номер примадонны, интерьер в стиле как раз конца 1920-х. Как и костюмы, и прически: авторская воля соблюдена дотошно.
В отсутствии режиссерских «постановочных» ухищрений все внимание сосредотачивается (то есть авторы спектакля, отказавшись от спецэффектов, предлагают его сосредоточить) на психологической достоверности актерской игры и музыкальной выразительности. Достоверность эта почти везде достигнута: Сергей Семишкур предстал убедительным Грегором, потомком того самого любовника Элины, теперь влюбившимся в свою пра­прапрабабку; Сергей Романов -- бароном Прусом, продавшим бумажку с составом зелья за секс, и т.д. Основная проблема спектакля -- проблема кастинга. Главную партию поет Екатерина Попова и вокально с ней справляется. Однако актрисе необходимо как следует поработать с толковым режиссером по пластике. Помню, как на пресс-конференции Катрин Денев, когда фотографам выделили 5 минут на съемку и вспышки слепили, как в стробо­скопе, дива продолжала говорить с кем-то, будто ничего не замечая, но плавность ее мимики не испортила бы ни один кадр. Вот такой выделки каждого движения и жеста госпоже Поповой категорически не хватает.
Дмитрий Циликин, журналист