Леонид Десятников: "Композитор — человек оседлый"

Автор фото: Итар-Тасс
Леонид Десятников

Леонид Десятников давным-давно был, что называется, широко известен в узких кругах профессионалов. Но всесветно знаменит он стал 5 лет назад, когда Большой театр заказал ему и поставил оперу "Дети Розенталя". Премьера оперы, в которой профессор Алекс Розенталь по заданию товарища Сталина клонирует стахановцев, а потом создает дубли Моцарта, Чайковского, Мусоргского, Вагнера и Верди, вызвала огромный политический скандал.

Вторая сенсация случилась в октябре 2009 года, когда петербуржец Десятников неожиданно для всех был назначен музыкальным руководителем Большого театра. В августе он так же неожиданно покинул этот пост по собственному желанию.
"ДП": Вы почти всю жизнь были свободным художником, пока год назад не приняли должность музыкального руководителя Большого. Сейчас, покинув этот пост, вы вздохнули с облегчением, что не надо больше ходить на службу? Или это стало школой, и теперь вы, к примеру, можете возглавить Teatro Real в Мадриде, когда истечет срок контракта его нынешнего интенданта Жерара Мортье?
Леонид Десятников: Большой театр дал мне опыт ежедневного общения — в этом было что–то освежающее. И у меня сохранились теплые приятельские отношения с работающими там людьми — не только с артистами и музыкантами. Должен сказать, что моя функция была в основном декоративной, символической. Это была роль, и я, мне кажется, с этой ролью справился. Так что не надо относиться к моей номенклатурной деятельности так уж серьезно. Вообще же композитор по умолчанию обязан быть маргиналом и нелюдимом. Это неотъемлемая часть профессии. Поэтому в одиночестве нет ничего неестественного. Композитор — человек оседлый, который сидит пишет музыку, а не общается. Общается человек, который пиццу разносит.
"ДП": Но вы притом отнюдь не чураетесь виртуального общения.
Леонид Десятников: В Сети я не вступаю ни с кем в контакт, просто читаю блоги каких–то людей, которые, даже не будучи со мной знакомы, стали для меня в каком–то смысле близкими людьми. Есть потребность в таком достаточно безболезненном контакте: я не несу ответственность за этих людей, они не знают о моем существовании, но изо дня в день наблюдать за тем, что с ними происходит, довольно занятно. Хотя я отдаю себе отчет в том, что эти персонажи суть лирические герои тех реальных людей, которые их сочинили.
"ДП": Как вам после нескольких десятилетий жизни в Петербурге дался год в Москве?
Леонид Десятников: Не принадлежу к числу людей, которые во что бы то ни стало должны противопоставить Москву Питеру, а Питер Москве. Жизнь в Москве — достаточно позитивный опыт. В этом городе действительно есть какой–то адреналин, о котором мы не подозреваем в Петербурге.
"ДП": А уродство московской внешней, архитектурной среды вас не тяготило?
Леонид Десятников: Конечно, я обращал на это внимание. Примерно со второй половины октября прошлого года я находился в Москве и приезжал в Петербург на 3 дня в месяц. И всякий раз, возвращаясь сюда после долгого времени, проведенного в Москве, сначала немножко вздрагиваешь. Потому что видишь запущенность родного города по сравнению с Москвой. Но потом быстро к этому приноравливаешься и видишь какие–то другие вещи. Например, небо совершенно другое — небо в соотношении с городом, который нарисован на этом небе. Чего в Москве совершенно нету.
"ДП": Понятие second hand обычно ассоциируется с некоторой второсортностью. Почему так назван юбилейный концерт?
Леонид Десятников: Это все не всерьез. 55 лет на самом деле никакой не юбилей. Юбилеев у человека всего два: 50 и 75, других не бывает. Но я родился в 1955 году, в октябре, и фамилия цифровая — эта занимательная нумерология меня шутливо по жизни сопровождает. А Second Hand — потому что программа составлена главным образом из транскрипций: это произведения, которые не принадлежат мне, мою фамилию по отношению к ним можно поставить в каком–то подчиненном виде. Это чужая музыка той или иной степени приближенности ко мне, с которой композитору довольно часто приходится иметь дело на протяжении всей трудовой жизни. Большей частью для зарабатывания денег. Хотя транскрипции каких–то вещей я сделал просто из любви к искусству.
Вообще эту программу придумал пианист Алексей Гориболь, а я — только название. Концерт застал меня немножко врасплох, он случился в самый разгар моей текущей работы — над партитурой балета "Утраченные иллюзии", который в Большом театре будет ставить Алексей Ратманский. Не могу сейчас себе позволить отвлекаться на публичную жизнь, хоть и вынужден это сделать.
"ДП": Ваши сочинения инструменталисты и певцы хвалят за то, что их удобно исполнять. А в балете вы заботитесь, чтобы было удобно телам?
Леонид Десятников: Это сложнее. Я продолжаю использовать свою достаточно прихотливую ритмическую систему, что танцовщикам обычно не очень удобно. Но музыка, которую сейчас пишу, отчасти напоминает ту, к которой они привыкли: традиционную балетную музыку Минкуса, Чайковского, Делиба. Поэтому, с одной стороны, им будет за что зацепиться — за что–то знакомое. А с другой — они должны пребывать в напряжении по поводу постоянно меняющегося музыкального размера.
"ДП": В романе Бальзака, положенном в основу либретто, амбициозный провинциал покоряет Париж. Для вас, когда–то приехавшего из Харькова поступать в Ленинградскую консерваторию, в этом есть какие–то автобиографические аллюзии?
Леонид Десятников: Абсолютно никаких. Я озабочен чисто музыкальными задачами. Думаю о далекой от академического мейнстрима балетной музыке, которая меломанами считается музыкой второго сорта, о раннем романтизме, о музыке Шопена, которая на протяжении почти всей моей жизни вызывала у меня некоторую неприязнь. Я пытаюсь этот слушательский опыт как–то переплавить в своей алхимической лаборатории.
"ДП": Утрачивать иллюзии болезненно, неизбежно, необходимо?
Леонид Десятников: Ничего не могу вам сообщить по этому поводу, потому что никогда не испытывал иллюзий. Почти никаких. Ни по какому поводу. Даже по поводу перестройки.